Мифы древнего Египта

— Откуда у тебя это мясо? — прошипела она. — Принесла его я и принесла не тебе!

— Я ни в чём не виноваты — воскликнул несчастный коршунёнок. — Я не летал к твоим котятам! Если ты станешь мстить мне или моим братьям и сестрам, Ра увидит, что твоя клятва была ложной, и сурово покарает тебя: погибнет твой сын и сын твоего сына!

Вспомнив про клятву, кошка устыдилась и разжала когти. Но коршунёнок, почувствовав, что его больше никто не держит, в страхе выпрыгнул из гнезда, взмахнул крыльями — и камнем упал на землю: он был ещё слишком мал, чтобы летать; крылышки его даже ещё не успели обрасти перьями. И птенец остался лежать у дерева, на земле.

Вернувшись и увидев своего сына у подножия дерева, коршун рассвирепел.

— Я отомщу! — воскликнул он. — Её котята станут для меня пищей!

Он долго следил за каждым шагом кошки и всё думал о мести. Шли дни. И вот однажды, когда кошка покинула ненадолго своё логово, коршун слетел с дерева и похитил её котят. Злодей принёс их в гнездо, убил и скормил своим птенцам.

Вне себя от горя кошка воззвала к солнечному богу:

— О, Ра, Мы дали тебе священную клятву, и ты видел, как коршун её нарушил. Рассуди же нас!

И Владыка Всего Сущего услышал её мольбу. Он призвал к себе Возмездие и повелел обрушить на голову клятвопреступника самую чудовищную из кар. И Возмездие сделало так, что коршун увидел одного сирийца, жарившего на углях горную дичь. Голодный коршун подлетел к костру, схватил кусок мяса и унёс в своё гнездо, не заметив, что к мясу прилипли раскалённые угольки.

И вот гнездо коршуна запылало. Тщетно умоляли птенцы о помощи — гнездо, а следом за ним и дерево сгорели дотла. Увидела это кошка, подошла к пепелищу и сказала:

— Клянусь именем Ра, ты долго охотился за моими детьми, предательски напал на них и убил. А я даже теперь не трогаю твоих птенцов, хотя они и поджарились в самый раз! Тот умолк и смиренно поклонился богине. — Клянусь именем Ра, я не обижу тебя, маленький павиан! — воскликнула растроганная Тефнут.

Довольный первым успехом, Тот скрыл улыбку и, придав своему лицу выражение безысходной печали, сказал:

— Великая и прекрасная богиня! Твой супруг Шу очень тоскует без тебя. Не причиняй мне вреда. Нубийская Кошка! И Тефнут дала вторую клятву не трогать Тота. — Благодарю тебя, великодушная богиня! — пылко произнёс Тот. — Я хочу попотчевать тебя замечательным благоухающим кушаньем, отведав которое, ты уже больше не захочешь смотреть ни на какую другую пищу. Секрет его приготовления знают только в Египте — в той стране, которую ты покинула.

С этими словами Тот поставил перед богиней блюдо и воздал ей хвалу:

— Ради твоего прекрасноглазого лика, — торжественно воскликнул льстивый павиан, — ради красоты твоего тела, ради взгляда, который светится радостью, возьми кушанье, о котором я говорил <…> Во всём мире нет пищи лучше!

Хатхор-Тефнут подошла к еде и испытала то, что испытывают, вкушая её. Лицо её посвепглело, взгляд стал радостным. Она повернулось к нему (Тоту), сияя.

“Я обуздаю тебя, своенравная богиня!” — скрыл торжествующую усмешку Тот и произнёс вслух:

— Ты победила собственное сердце, дочь Ра, ибо велик и мудр сумевший одолеть рассудком гнев. Выслушай же меня теперь: из всего, что существует на свете, ничто не любят больше родной стороны, то есть места, где ты родился. Даже крокодил, когда он стареет, покидает чужбину и приходит умирать в свой родной водоём. И вообще: лучше быть бедняком у себя на родине, чем богачом на чужой стороне!

Видя, что Хатхор его внимательно слушает. Тот воодушевился ещё больше.

— Кокой мрак царит после твоего бегства! — воскликнул он, воздев руки к небу и закатив глаза. — Твои Л1узыканты касаются струн, но не звенят они под их пальцами, твои певцы печальны, твои возлюбленные в трауре <…> Стар и млад ждут твоего совета, владыки и вельможи всего мира надели траур по тебе; хаос царит с тех пор, как ты бежала из Египта, твои праздники не отмечаются более, а в Доме Возлияния Атума — скорбь <…> В твоих храмах не устраивают торжества <… >, мужчины и женщины печалятся, красивые женщины не смеются.

Сердце Тефнут сжалось от сострадания, лик её потемнел, на глаза навернулись слёзы. Это не осталось незамеченным для зоркого взгляда Тота. Однако маленький павиан ничем не выдал своей радости; наоборот, придав своему лицу ещё более скорбное выражение, он горячо воскликнул:

— Но если ты обратишь к ним свой лик, то станет полноводным Нил, зазеленеют поля, ибо покроет он их водой. Слюна твоя как мёд. Уста твои — прекраснее зеленеющего поля.

Умащенная лестью маленького павиана, Хатхор вконец разжалобилась и решила незамедлительно вернуться в Бгипет. Она уже открыла было рот, чтобы объявить о своём намерении Тоту, как вдруг замерла. Великий гнев охватил богиню. Как! Ведь она зареклась возвращаться на родину, она принесла клятву! — а тут какой-то ничтожный павиан мало того что чуть не заставил её нарушить эту клятву, но вдобавок разжалобил её своими искусными речами и вынудил расплакаться! Её, Тефнут, грозную, непобедимую львицу!