Мифы и легенды эскимосов

Добравшись до места, они увидели, что от берега до острова еле-еле можно добросить камень. Первым прыгать через пролив должен был Кумагдлат с мешком за плечами; он прыгнул и оказался на острове. Азалок тоже перебрался на другой берег; но Мерак воскликнул: «Я не могу, правда!» Когда же братья уговорили его все же попытаться, он тоже допрыгнул до острова, хотя и замочил при этом ноги. Там, на острове, они сложили все свои стрелы, оставив себе каждый по две, и вновь вернулись на берег; Мерак, как и в первый раз, чуть коснулся воды. Затем они направились к шатрам, где спали их обитатели. Подобравшись к самому большому шатру, Кумагдлат сказал своим спутникам: «Я запрыгну на поперечный шест над входом, а вы идите внутрь». Они вошли и заглянули за кожаный занавес в главную комнату; там они увидели пожилую супружескую чету, которая еще не спала. Женщина была беременна; она сидела выпрямившись, а мужчина наклонился вперед и положил голову на руки. Неожиданно мужчина издал вой, подобный собачьему, и при этом звуке женщина поднялась на ноги. Он начал лизать ее живот, а она дала ему немного оленьего жира. Кумагдлат сказал: «В следующий раз, когда он начнет лизать, я прицелюсь и застрелю ее». Закончив есть, старик завыл, как в первый раз, и женщина вновь поднялась на ноги; но, как только он начал лизать ее, Кумагдлат прострелил ее насквозь. Раздался ужасающий вопль, Кумагдлат поспешил спрыгнуть на землю, и все трое кинулись в свое укрытие; из шатров во множестве высыпали эркилеки. Братья тем временем добрались до острова, точно так же как в первый раз. Оказавшись в безопасности, они сразу же легли на землю в ряд, друг за другом – первым Кумагдлат, затем Азалок и последним Мерак. Эркилеки принялись натягивать луки и пускать в них стрелы, которые носили в колчанах на спине; при этом женщины вытягивали стрелы сверху и могли стрелять гораздо чаще, чем мужчины, которые вытягивали стрелы сбоку. Двоюродные братья наблюдали за стрелками на берегу и каждый раз пригибались перед их стрелами. Вдруг они услышали, как одна стрела свистнула в воздухе, а затем слегка задела двух первых и воткнулась во что-то позади; они оглянулись и увидели, что Мерак, который неосторожно поднял голову, серьезно ранен в горло. Тогда Азалок сказал Кумагдлату: «Неужели ты не знаешь никакого заклинания, которое возвращало бы жизнь?» Тот ответил: «Кажется, знаю» – и начал чуть слышно бормотать какие-то слова. Когда он закончил, братья оглянулись и увидели, что стрела уже наполовину вышла наружу из горла Мерака; когда же Кумагдлат произнес заклинание в третий раз, Мерак был уже живым и невредимым. Эркилеки продолжали стрелять; однако, когда стрелы у них закончились, только у Кумагдлата был немного поцарапан висок. После этого двоюродные братья поднялись и начали стрелять в ответ. Они застрелили множество эркилеков и погнали остальных вдоль реки, пока не добрались до водопада, где у эркилеков было убежище; но там Кумагдлат принялся швырять в них камни и перебил их всех, когда они выходили один за другим. После этого друзья вернулись к шатрам. Остававшиеся там дети замерли в ужасе и лежали неподвижно, притворяясь мертвыми; но двоюродные братья все же переловили их и быстро убили, проткнув каждому ухо – в живых оставили только одного мальчика и одну девочку. Они осмотрели имущество эркилеков и обнаружили медные котлы с медными ручками и всевозможные вещи в избытке. Они открывали сундуки, и покровы раскрывались сами – так много в сундуках лежало одежды. Братья закрыли сундуки с одеждой, но открыли другие, где лежали ножи с красивыми рукоятками; они взяли столько, сколько смогли унести, и вновь направились к берегу. Пока братья путешествовали, те люди, у кого Кумагдлат оставил семью, часто насмехались над ними и говорили: «Смотрите-ка, те, кто ушел к эркилекам, возвращаются и несут множество прекрасных вещей, красивых ножей с чудесными рукоятками». Услышав такие слова, жена Кумагдлата всегда думала, что муж возвращается, и выбегала наружу; но люди говорили это в насмешку, они считали, что эркилеки убили его. Один мужчина, у которого не было жены, взял ее в свой дом и кормил, так как считал ее вдовой.