Мифы и общество Древней Ирландии

В ранней ирландской литературе есть несколько примеров, где две эти группы ассоциируются друг с другом. В древнеирландском законе о ранах Bretha Crólige есть параграф о содержании больных (othrus) из трех групп, друиды же и разбойники снова выступают как две тесно связанные социальные группы: «Есть три человека в туате, которых принимают согласно статусу крепкого хозяина (bó-aire), – ни их честь, ни их священный статус (nemthes), ни их права, ни их стрижка (cend-gelt) не увеличивают отпущенное на их содержание – это друид, разбойник (dibergach) и сатирист. Ибо Богу угодно отринуть их, а не защищать их»337. Все еще высокий статус друида (nemthes) принижен в этом законодательном тексте, когда друид ставится на один уровень со свободным крепким хозяином (bó-aire), не обладающим статусом nemed. С другой стороны, положение изгоя-разбойника (díbergach) здесь приравнено к статусу bó-aire. Стрижка (cend-gelt), или тонзура, упомянутая в тексте, может относиться как к тонзуре друидов, известной по Книге из Арма338, так и к стрижке (или татуировке?) разбойников, известной по житиям святых (signa diabolica super capita, в Vita III S. Patricii; stigmata diabolica in capitibus suis, в Vita prima S. Brigitae)339

. В житии св. Патрика, написанном в VII в. Мурьху, разбойник (díberg) Мак Куйл мокку Греке, облик которого, прежде всего, определяется кровавыми знаками на его голове, символами его чудовищного поведения, главенствует над бандой разбойников и убивает путешественников340. Что и составляло значительную часть функций díberga, древнеирландского варианта мужского сообщества («Männerbund»), никому не подчиняющейся группы безземельных, неженатых, молодых выходцев из благородных семейств (часто королевских сыновей, как указывает «Разговор старейших»341

), занимающихся разбоем и охотой в лесах и пустошах за пределами своего туата до того момента (не раньше двадцати лет), когда они получали наследство в случае смерти отца или кого-либо из близких по роду. После чего им надлежало перейти от членства в fían к полноценному членству в туате в качестве женатых землевладельцев. Друиды и разбойники воспринимались в раннесредневековом ирландском обществе как маргинальные группы, ассоциируемые с демоническими силами. Они также ассоциировались с периферией, которая должна была быть доместицирована и подобающим образом связана с центром.

Интересную иллюстрацию быта древнеирландских разбойников-фениев предлагает поэма из так называемых «Гесперийских речений», поэтического сборника, созданного, скорее всего, в Ирландии в VII в. и написанного на очень темном для понимания латинском (гесперийском) языке в монашеской среде. Поэма «О битве» повествует о том, как «шайка некая воинов свирепая / к границам внешним подходит земли вражеской»342. Речь идет о разбойниках, подошедших к границам чужого туата. Там, на периферийной, внешней территории разбойники убивают кабана, жарят его на вертелах и пируют. Здесь-то их и настигают воины туата, нападают на них с мечами и пиками (там же находим редкое упоминание луков и стрел, если речь все же не идет о дротиках343), ополчение терпит поражение и отступает, а затем, вернувшись в свой туат, участники похода «воздвигают рассказов ворох». Именно так, надо полагать, из подобных стычек на периферии обитаемого мира, и возникали предания и поэмы о фениях.

Важно отметить, что в древнеирландском обществе среди землевладельцев туата свободный мужчина получал полные права и статус bó-aire лишь по достижении двадцати лет, когда у него вырастала борода и когда он наследовал земельную собственность. Если одно из этих условий не выполнялось, например, он не наследовал землю, он оставался в отряде фениев344

. Молодой человек до двадцати лет, не обладающий полными правами, не считался достойным противником в поединке. По этой причине зрелый воин Над Краннталь отказывался сражаться с безбородым Кухулином. Встретив Кухулина, Над Краннталь удивился:

– Ты, что ли, Кухулин?

– А что, если это я? – сказал Кухулин.

– Если это ты, – сказал Над Краннталь, – то пока я не принесу в наш стан головы ягненка, не принесу и твоей головы, головы безбородого юнца.

– И вовсе я не Кухулин, – молвил Кухулин. – Иди к нему на ту сторону холма.

Пришел Кухулин к Лайгу.

– Намажь мне грязную бороду, – сказал ему Кухулин. – Воин не может сразиться со мной безбородым.

И было сделано так345.