Мифы и предания папуасов маринд-аним

Таким образом, в сюжетике мифов маринд-аним заложены возможности для развития сказочных и эпических конфликтов. То же самое относится и к персонажам мифов. Хотя каждый из дем — персонаж определенного мифологического цикла, иногда тотемный предок, привязанный к данному сообществу, к его локусам, к его предыстории, многих дем мы вправе рассматривать как типовые фольклорные образы, соотносящиеся своими характеристиками и своей семантикой с образами папуасской мифологии в целом и, шире, с образами мифологии и фольклора народов мира. В персонажах рассказов маринд-аним находят выражение различные стороны и разные ступени раннего мифотворчества. Иные из них заслуживают того, чтобы войти в галерею образов мирового фольклора. Таков Арамемб — великий охотник, воплощающий охотничью природу тотемных предков, творец кенгуру и их покровитель, беспощадно мстящий за убийство животного и таким способом вводящий запрет на уничтожение тотемного зверя. У него есть также несколько птичьих атрибутов. Он обучает людей охоте и искусству изготовления оружия. Вместе с тем Арамемб — создатель ямса, первым засадивший обширные пространства этим корнеплодом. Любопытно, что рождение ямса совершилось благодаря участию Арамемба в ритуальных оргиях Майо, связанных своей символикой с идеей плодородия. Хотя в этом участвовали девушки, ямс рождается не от женщины, а вырастает из тела Арамемба. Характерно, что и рождение первой кокосовой пальмы связано также с Арамембом: она вырастает из головы Яви, его приемного сына, после совершенного над ним похоронного ритуала. Мотив, согласно которому великий охотник приносит начатки земледелия, хорошо известен папуасской мифологии. В образе Арамемба есть черты мифологического озорника — трикстера (ср. историю с похищением Яви), но также и неудачника, которому все время достается: он вынужден убегать, у него похищают дорогие ему вещи, ему приходится скитаться по разным местам. Арамемб, подобно многим мифологическим героям, пытается устранить смерть из бытия людей, но при этом терпит неудачу: его снадобьем, дающим бессмертие, пользуется змея.

Столь же характерны образы великих колдунов и великих воинов. Таков Явима — «насылающий дождь», вызывающий своими магическими действиями разгул стихии, который приводит к различным превращениям в природе. Его сыновья — демы ветров. Угу — также великий колдун и в то же время хитроумный воин, причиняющий массу неприятностей своим сородичам: он — предшественник хорошо известных мировому фольклору строптивых богатырей, с детства нарушающих принятые нормы поведения и проявляющих свои особые возможности. Тотемическая природа его довольно ясна: в нем сохранились черты крокодила. Кожа, которую сдирают с него после убийства, трактуется как шкура крокодила, обладающая чудесными свойствами. С другой стороны, Угу своим рождением обязан Харау, мифической старухе, преобразившейся в прекрасную девушку и ушедшей в землю после оргаистического брачного обряда. Угу зародился не в чреве матери, а в эвкалиптовом лубе, служившем брачным ложем. Охотничьи подвиги Угу совершил с помощью колдовства, скрывая это от людей. С Угу связаны также представления о возможности длительного пребывания в глубине моря. Те, кто вкусил тела Угу, сами становятся обладателями великой магической силы.

Все эти примеры наглядно подтверждают тот факт, что в мифах маринд-аним предстает архаическая ступень мифотворчества, при котором господствуют нерасчлененность и невыделенность значений и характеристик, сюжетных ситуаций, по основной набор их и специфичность трактовок уже отчетливо наметились, так же как выявились и возможности дальнейшей дифференциации на почве более позднего фольклорного творчества.

На основании собранных и опубликованных П. Вирцем и Г. Неверманом текстов трудно судить о повествовательных и композиционных особенностях мифов маринд-аним: собиратели честно признаются, что книжные тексты не являются буквальными воспроизведениями слышанного ими. Маринд-аним далеко не всегда рассказывали мифы в полном виде, не обязательно передавали их как цельные нарративы: нередко какие-то мотивы и эпизоды, мифологические образы и реминисценции всплывали в разговорах, обнаруживались в составах ритуалов, вспоминались в связи с какими-либо предметами и т. д. Наблюдателям приходилось подчас самим восстанавливать рассказ как целое, объединять отдельные эпизоды и т. д* Все же некоторые особенности мифов как архаической формы устного рассказа могут быть выделены: это дискретность (разорванность, недостаточная связность, резкость переходов), сюжетная незавершенность (в противоположность непременной завершенности сказок или эпических сказаний), развертывание сюжетов без более или менее очевидных мотивировок, отсюда — налет загадочности, необъяснимости. Законы строения мифов и развертывания повествования порождены особенностями «мифологического сознания», и уяснение этих законов очень важно для понимания специфики фольклорных повествовательных жанров.