Предчувствие страшного бедствия овладело несчастной женщиной, и в смертельном, тоскливом беспокойстве стала бродить царица с тех пор по дворцу.
Наконец явился Гилл, но отца не было с ним.
— О, мать! — воскликнул он, полный отвращенья. — Лучше бы тебе не родиться, лучше бы тебе не быть моей матерью. Ах, почему боги не внушили тебе иной мысли! — Велико было раньше беспокойство царицы, но еще больше был теперь ее страх, когда она услышала такие слова сына.
— Дитя мое, — сказала она, — что ты увидел во мне злого?
— Я вернулся с Кенейскаго мыса, мать, — ответил ей сын с громким плачем, — ты погубила отца.
Мертвенно-бледной стала Деяянира, но собралась с силами и сказала:
— От кого узнал ты это, кто может меня обвинять в таком страшном грехе?
— Не чужие уста рассказали мне об этом — мои собственные глаза убедились в горестной доле отца. Я нашел его на Кенейском мысе. Там на многих алтарях уж хотел он принести жертву Зевсу-победителю. Но вот явился герольд Лихас, отцовский слуга, с твоим подарком, с проклятым, с зловещим платьем твоим. Послушный твоему веленью, он тотчас облекся в это нижнее платье и, так наряженный, стал приносить в жертву двенадцать величавых, прекрасных быков. Сперва, довольный твоим красивым подарком, радостный, он молился богам. Но вдруг, когда жертвенный огонь уж поднимался к небу, сквозь кожу его выступил горячий пот, словно припаянное, обняло его платье, и судорога свела и пронизала все существо его. Словно бы ехидна впилась и пожирала его тело, — крикнул несчастный страдалец, зовя невинного Лихаса, принесшего твое ядовитое платье; тот подошел и во второй раз, простодушный, передал твое приказание; отец же схватил его за ногу и бросил на морские утесы; разбитый, упал Лихас в воду и исчез, подняв облако брызг. Весь народ горевал при виде безумного поступка отца, но никто не смел приблизиться к разгневанному, обезумевшему герою. А он то корчился и извивался на земле, то снова вскакивал со страшным криком, и эхо скал и горных лесов подхватывало и повторяло его крик. Он проклял тебя и ваш брак, который привел его к смертным мукам. Наконец он обернулся ко мне и сказал: «Сын мой, если есть в тебе состраданье к отцу, возьми меня и немедля отплыви отсюда, чтобы не пришлось мне умереть на чужой земле». Услышав желанье его, мы налегли на весла, и среди криков от боли и судорог приехал он сюда; живым или мертвым, — ты сама его скоро увидишь. Это дело твоих рук, мать! Лучшего героя ты жестоко сразила!
Э. Монтаньи. Умирающий Геркулес. XIX в.
Ни одним словом оправданья не ответила Деянира на эту страшную речь и удалилась, оставив своего сына в безмолвном отчаянии.
Но служанки, которым царица еще раньше поведала о тайне волшебной Нессовой мази, объяснили юноше, что неправ он был в гневе своем на мать. Он поспешил вслед за нею, но пришел уже поздно. В спальне растянувшись на ложе своего супруга, Деянира лежала мертвая с пронзенной мечом грудью. С горьким плачем обнял сын свою мертвую мать и, жалея о своей неосторожности, лег возле нее. Но приход отца нарушил его печальный покой.
— Сын мой, — позвал его Геракл; — сын мой, где ты? Обнажи свой меч против отца твоего, пронзи мою шею и тем излечи от безумия, которое вселила в меня твоя нечестивая мать. Не отвергай моей просьбы, имей состраданье к герою, который заливается слезами подобно слабой девушке. — Потом, полный отчаянья, он обернулся к присутствующим и, простирая руки, воскликнул: — Знакомы ли вам эти руки, у которых отняли мозг их костей. Вот они, те самые руки, что убили немейского льва, грозу ваших стад, что задушили лернейского дракона, что сразили эвримантского вепря, что выволокли из ада Церера! Не копье, не хищный зверь лесной, не войско гигантов осилили меня. Рука женщины меня поразила. Убей же меня, мой сын, и накажи свою мать!
Г. Салмон. Смерть Геракла. XVI в.
Когда же Геракл услышал из уст своего сына Гилла, который дал ему в этом священную клятву, что Деянира была лишь невольной причиной его несчастья, что собственной смертью она заплатила за эту ошибку, — тогда глубокая печаль сменила его гнев и отчаяние. Он обручил своего сына Гилла с плененной Иолой, которую он сам так сильно любил, и, так как в это время пришло прорицание дельфийского оракула, что должен он окончить свою жизнь на горе Эте, принадлежавшей к Трахинской области, то велел он отнести себя на вершину этой горы. Там по его приказанию был разложен костер, и страдалец-герой взошел на него. Когда же он велел поджечь снизу дрова, то никто не хотел оказать ему этой дружеской и печальной услуги. Наконец друг его Лактей, вняв мольбе героя, доведенного до отчаяния муками, решился исполнить его просьбу. В благодарность за эту услугу Геракл подарил ему свои неотразимые стрелы и знавший много побед лук свой.
Богиня Победы возносит Геракла на колеснице, запряженной четверкой коней, на Олимп