Мифы и реалии Полтавской битвы

Россия по-прежнему оставалась отрезанной от Балтийского и Черного морей, что означало и политическую, и экономическую блокаду Московского государства. Возникает риторический вопрос: должен ли был Петр терпеть шведов на Неве или пойти по стопам своего отца и русских князей Рюриковичей вплоть до Александра Невского?

Весной 1918 г. Ленин на автомобиле вместе с сестрой поехал в Измайловский парк. Там автомобиль был остановлен грабителями, которые и реквизировали автомобиль главы Совнаркома. Шоферу пришлось отдать свой маузер, а Ильич расстался с любимым портативным браунингом. Передача оного имущества прошла без эксцессов и совершенно добровольно. Однако, вернувшись в Кремль, Ленин сел на телефон звонить Дзержинскому. И в эту же ночь чекисты и красноармейцы начали большую зачистку Москвы и прилегающих районов.

Этот эпизод вождь запомнил надолго и приводил его в качестве примера объяснения своей позиции по отношению к «похабному» Брестскому миру.

Полная аналогия просматривается и со Столбовским миром 1617 года. Предположим, вы заболели, и злой сосед отнял у вас имущество, заставив под дулом пистолета подписать акт о его дарении. На помощь извне по каким-то причинам надеяться не приходится. Но вы выздоровели и, воспользовавшись временными трудностями соседа, имеете полное право вернуть свое имущество.

Так что Петр I, начиная войну с Карлом XII, был трижды прав. Нравится нам или нет, но иногда война становится «государственной необходимостью». Почему я заключил эту фразу в кавычки? Да она взята из «Войны и мира». Толстой вложил ее в уста своему самому любимому и умному герою – Пьеру Безухову, когда тот поставил точку в дискуссии о правомерности действий Наполеона, расстрелявшего герцога Энгиенского: «Казнь герцога Энгиенского была государственная необходимость».

А как же государственные договоры? Да человечество бы давно деградировало, если бы они выполнялись вечно. На мой взгляд, международные договоры предназначены лишь для фиксации соотношения сил между странами на определенный момент и действуют до кардинального изменения этого соотношения.

Международные договоры можно сравнить со стабилизатором силы тока. При скачках напряжения, скажем, от 20 до 220 вольт прибор гарантирует стабильный ток 3 ампера на выходе. Но если на входе напряжение зашкалит до 1000 вольт, то будет пробой, и стабилизатор сгорит.

Так и международные договоры способствуют сохранению правил игры при небольших изменениях соотношения сил. Лично у меня вызывает неприязнь тезис «рафинированных интеллигентов» о том, что де государства Запада могут по своему произволу изменять международные договоры, но Россия должна быть выше этого и строго придерживаться всех заключенных договоров. На мой взгляд, это как раз «рафинированная» форма русофобии.

Наоборот, напоминания о том, что произошло со Столбовским, Кардисским и Брестским договорами должно служить предостережением большим и особенно мелким соседям-разбойникам от попыток разговора с Россией под дулом пистолета. Ну, удастся в очередной раз воспользоваться слабостью России или глупостью ее правителей, но ведь все равно возмездие неотвратимо. И если разбойникам удастся умереть в своих постелях, то по счетам придется платить их детям и внукам.

Глава 2.

Август II и Карл XII

Решение о начале Великой Северной войны Петр I, как и положено истинно русскому человеку, принял спьяну. Нет, нет, я не шучу и не ёрничаю! Июль 1698 г. царь встретил в Вене – осмотр достопримечательностей, балы, встречи с императором Священной Римской империи Леопольдом I – все это Петру уже поднадоело, и он засобирался в Венецию. Но 15 июля прибыл гонец из Москвы с вестью о стрелецком бунте. Царь спешно прощается с императором, и уже 19 июля он в дороге. Три дня царь скачет день и ночь, останавливаясь лишь для еды и смены лошадей. 22 июля он получает донесение о подавлении бунта. Теперь царь едет медленнее, но все равно спешит – ему не терпится заняться любимым делом: пытками и казнями. Но вот 31 июля Петр на целых три дня застревает в городе Рава-Русская недалеко от Львова. Причина уважительная – пьянка. Да еще с кем – с польским королем Августом II Сильным! Монархи пили вдвоем, не допускались даже толмачи. Именно в эти три дня и был заключен устный союз против Швеции. 4 августа «в знак взаимной приязни», как пишут мэтры от истории, а я думаю, еще не протрезвев, царь и король обменялись гардеробом. Петру камзол и кюлоты богатыря Августа пришлись по росту, но изрядно болтались на его тощей фигуре. Замечу, что повоевать со шведами мечтал не только Август Сильный, но и датский король Кристиан V. Уже по приезде в Москву, в ночь с 21 на 22 октября того же 1698 года в доме датского посольства состоялась встреча царя со специальным послом Кристиана V Паулем. И тут опять «тет-а-тет» за стаканом водки было принято устное решение о начале войны со Швецией.