Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Лингвистическая система (другими словами, грамматика) каждого языка – это не только репродуктивный инструмент для озвучивания идей. Лингвистическая система сама формирует идеи, она – программа, проводник индивидуума в его умственной деятельности, в его попытках анализировать впечатления или синтезировать свой умственный капитал… Мы препарируем природу по контуру, который провел для нас наш родной язык. Мы выделяем категории и типы в мире феноменов не потому, что они бросаются каждому наблюдателю в глаза. Напротив, мир являет себя в калейдоскопической вспышке впечатлений, которые мы организуем в умах – с помощью лингвистической системы в наших умах [295] .

Но даже эта в целом более привлекательная трактовка связи между языком и миром может вызвать ряд возражений с точки зрения теории учредительного значения. Очевидно, язык предлагает говорящему совершенно определенный набор категорий (именно этот, а не другой) для организации и описания опыта. Но предположение, что язык создает

значения в умах говорящих, искажает механизм конституирования (учреждения) значения в дискурсе. Хотя вполне очевидно, что язык – нечто большее, чем просто «репродуктивный инструмент озвучивания идей» (а как еще, помимо выражения в языке, мысли и идеи обретали бы свою форму?), трактовка языка как «формировщика» или «программиста» идей все равно вызывает возражения. Ведь тогда идеи остаются недоступными помимо языка.

Владение языком – это владение техникой, а не суммой знаний о мире, как может показаться, если исходить из того, что для конкретного говорящего «естественным» является какой-то один язык. Один говорящий «видит» мир так же, как другой, потому что они разделяют общий язык, т. е. технику приложения определенных правил к практике. «Видение» включено в практику. Допущение, что язык «формирует» идеи, логически ведет к идентификации одной конкретной «формы» с одним конкретным языком, или, что более распространено, – с использованием языка в определенном месте. Другими словами, над тезисом Уорфа и Сепира – люди, говорящие на разных языках, не способны понять мир друг друга – нависает призрак культурной несовместимости. Этот вариант идентификации не оставляет места для концептуализации феномена второго языка или народных лингвистических вариантов, поскольку мы можем лишь исключительно метафорически рассуждать о «видении» говорящим иного мира, когда он или она заговаривает на неком втором языке. Ключом к этой проблеме является привычное для нас смешение опыта и значения. Мы полагаем, что, поскольку один человек не может обладать тем же опытом,

что и у другого, они не могут понять то, что является значением

друг для друга. Но, как мы видели, даже в одной культуре говорящие никогда не обладают совершенно одинаковым языковым опытом, что не мешает их коммуникации.

«Обязательные термины» языка структурируются не лингвистической системой в уме говорящего, а ситуацией дискурса. Например, когда Уорф выяснил, что в языке инуитов (эскимосов) имеется несколько разных слов для обозначения «снега», он пришел к выводу, что инуиты видят мир иначе, чем другие народы. Но этот вывод никак не учитывает тот факт, что лыжники в разных языках используют столь же разнообразную палитру слов, обозначающих «снег», и при этом вряд ли видят мир иначе – в том смысле, как это понимает Уорф. Значение и природа воспринимаемой реальности не детерминирована в умах пользователей языка или даже в самом языке. Значение возникает в процессе использования, в множественности отношений, оперирующих в системе. Как-то Маргарет Атвуд сделала интересное замечание по поводу языка северо-американских индейцев, в котором нет существительных, только глагольные формы. В подобной лингвистической культуре опыт бытия остается длящимся процессом. Такой язык не может существовать, если язык в принципе либо предшествует миру, либо вытекает из него. Наблюдение Атвуд подтверждает мнение, что язык населяет мир, существует в практике. Семантический компонент предложения содержится в синтаксисе: значение слова или фразы – это его/ее использование в языке, использование, не имеющее ничего общего с типом мира, содержащимся у пользователя «в мозгу».