Первые подозрения, говорит Скурлов, у меня появились в 1993 году. Мне позвонила сотрудница Исторического музея и сообщила, что по Москве «гуляет» камея с изумрудом, вероятно, работы фирмы Карла Фаберже. Оказалась, что ее пыталась продать вдова одного генерала КГБ. Так возникла мысль о том, что именно «органы» как-то причастны к таинственной пропаже сокровищ.
Кто их хранил и продает?
С тех пор мы вместе с правнучкой Карла Фаберже – Татьяной Федоровной, продолжал Скурлов, насчитали появление на мировых аукционах после развала СССР более 70 прежде исчезнувших изделий Фаберже. Значит, все эти годы они тайно где-то хранились, а потом, когда контроль в России ослаб, стали потихоньку вывозить за границу. Но где хранились? Кто именно их теперь постепенно продает? Единственно, кто это мог сделать, организовать тайное хранение и тайный вывоз – могущественное секретное ведомство или его прежние агенты. Когда советский режим зашатался, они начали вывозить сокровища, которые потом газеты назвали «золотом партии». А тот человек, который, вероятно, знал тайну – бывший управделами ЦК КПСС Кручина при таинственных обстоятельства выпал с десятого этажа…
Впрочем, считает Скурлов, не исключен и тот вариант, что эти сокровища всегда служили для финансирования нелегальной резидентуры НКВД-КГБ за рубежом. Компактные ювелирные изделия для таких операций подходят как нельзя лучше. Их можно продать на аукционах, «отмыть», таким образом, деньги и спокойно ими потом пользоваться. Анонимность сделки при этом обеспечена. Ведь на аукционах Сотбис и Кристи запрещено называть имена продавцов.
Джеймс Бонд и «золото партии»
Не случайно, что эпизод таких продаж стал мотивом одной из повестей знаменитого создателя образа Джеймса Бонда английского писателя Яна Флеминга, работавший раньше в британских спецслужбах. В ней некая старушка в Англии продает на аукционе яйцо Фаберже за 300 тысяч фунтов, а потом выясняется, что она была агентом КГБ. Вероятно, уже тогда западная разведка подозревала, что советские агенты за рубежом пополняют свою кассу при помощи продажи драгоценных камней. По всей видимости, дело было так. Еще в 20-е годы чекисты создали секретный фонд из сокровищ – драгоценных камней и ювелирных изделий, отобранных у дворян и буржуазии, в том числе и у Фаберже, который использовался сначала для нужд Коминтера, работавшего для организации «всемирной революции», а потом и для содержания своей агентуры за рубежом. После краха СССР некоторые вещи стали продавать на аукционах присвоившие эти сокровища бывшие чекисты или их родственники. Это, наверное, и есть знаменитое пропавшее «золото партии», считает Валентин Скурлов.
Греческая тайна Хрущева
Никите Хрущеву посвящены сотни книг и биографий, однако есть в его бурной жизни один эпизод, который мало кому известен. Связан он с… Грецией, хотя сам Никита Сергеевич там никогда не был.
Жительница Афин Валентина Эммануиловна Джавела, которая рассказала автору книги эту историю, хранит хорошие воспоминания… о Ежове. Да, да о том самом свирепом наркоме НКВД. Многих людей погубил этот садист, а вот Валентине Эммануиловне неожиданно помог. В те времена ее семья – отец был греком по происхождению – жила в Сталинграде. В 1938 году отца арестовали, а остальным родственникам, как и многим другим грекам, приказали немедленно «освободить территорию СССР», дав на сборы всего 24 часа.
Что делать? Красавице Вале было всего 19 лет. Но уже тогда она отличалась отчаянным и бесстрашным характером. Несмотря на категорический приказ о немедленном отъезде, она бросилась на свой страх и риск в Москву – добиваться встречи с «другом молодежи» Калининым. Но неожиданно смогла попасть на прием к самому Ежову.
Паспорт от наркома НКВД
Видно, она сумела понравиться его секретарю – в те времена Валентина Эммануиловна была очень хороша собой. А быть может суровые чекисты попросту растерялись от ее отчаянного натиска и безумной просьбы помочь.
– Ежов, – вспоминает Валентина Эммануиловна, – принял меня в своем кабинете на Лубянке, сидя за столом. Кабинет был огромный, нарком НКВД сидел в самом конце комнаты. Головы он сразу не поднял, сделал вид, что меня не замечает. Такая у них, наверное, была манера – сразу смутить и запугать посетителя. Но меня, помню, поразила другая деталь: короткие, не достающие пола ножки в начищенных до блеска сапожках. Страшный нарком болтал ими под столом, как ребенок.
Ежов, как известно, был очень маленького роста, почти карлик. Но его «ежовых рукавиц» все панически боялись. Он выслушал меня, но почему-то не выгнал, а решил помочь. Сам лично сделал в моем паспорте надпись, дающую право на отсрочку выезда на месяц. Сказав при этом, что мне нечего бояться ехать в Грецию: «Такая молодая – там не пропадешь!». А в ответ на мою отчаянную просьбу выпустить отца, конечно, ничего не сделал. Потом мы узнали, что в это время наш отец уже был расстрелян.
Родственница Никиты