Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев

Падение Советского Союза, смутный период девяностых годов, после — время восстановления экономики и демографического возрождения России (с 2000 года), который вызвал противоречивую реакцию в западных странах. В 1998 году, через семь лет после распада СССР, Россия была на грани исчезновения; жертва банкротства и распада постсоветской политической и экономической системы. Об этой жестокой, сексуально раскрепощенной, аморальной и меркантильной России писал Фредерик Бегбедер в «Идеале», вышедшем в 2007 году. Западный мир с изумлением прочел о новых русских богачах без «манер», о которых так волновалась императрица Екатерина II. Они заполонили отели класса люкс, теннисные корты и телевизионные экраны, они тратили большие деньги, а длинноногие красавицы-блондинки из России поглощали содержимое модных магазинов.

С начала 2000-х годов Россия стала более прозрачной и более понятной, но «видение» в западных СМИ изменилось в удивительных направлениях. Сторонники капиталистической экономики, те, кто радовался распаду СССР и краху коммунизма, сейчас обеспокоены тем, что Россия восстанавливает свою финансовую и политическую независимость. С другой стороны, левые философы и журналисты, в том числе и во Франции, бомбардируют Россию критикой. Один наблюдательный человек описал ситуацию одной фразой: «Французские левые интеллектуалы поклонялись СССР, теперь они ненавидят Россию».

Наверное, слишком занятые критикой русской власти и социальной модели, которая развивается в этой стране, западные СМИ игнорируют новые важные аспекты: Россия стала страной иммиграции.

Все больше и больше французов, итальянцев, бельгийцев, сербов, англичан или немцев пробуют устроиться в России. Я говорю сейчас о тех иностранцах, которые перебираются в Россию по личным соображениям, чтобы сменить работу и жизнь.

Каждый раз, когда я встречаю их — таких же европейских иммигрантов, как я, — то вспоминаю омскую охоту, встречу Оссендовского и британца, который стал русским подданным почти век назад.

С «западным иностранцем, который решился жить в России», мы, как правило, сперва обсуждаем сложности общения с ФМС и трудности русского языка. Температура в Москве в феврале — такая мелочь в сравнении с русской бюрократией! Затем мы обмениваемся мнениями о жизни в России. Трудности у нас разные — в зависимости от страны происхождения, — об этом было интересно писать. Но я решил написать эту книгу, осознав, что иммигранты из Западной Европы считают: практически все СМИ в стране их происхождения создают несправедливую или ложную картину жизни в современной России.

Уинстон Черчилль назвал Россию «загадкой, завернутой в тайну и помещенной внутрь головоломки». Это могло быть верно в 1940 году, но не сегодня. Россия — открытая страна, нет больше закрытых городов, все иностранные туристы или журналисты могут получить любую информацию и сформировать свое собственное мнение. Тем не менее Россия сегодня более чем когда-либо сталкивается с невидимой войной, социальной, моральной, экономической и политической катастрофой. Это атака средств массовой информации. Я живу и работаю в России, и я вижу почти каждый день, что большая часть иностранной прессы описывает несуществующую Россию. А русские зачастую наивно идеализируют Запад.

Именно поэтому я решил рассказать о той России, которую вижу, в которой живу и которую понимаю. Эта книга — мои личные истории.

Moscou, le 18 juin 2012.

Москва никогда не спит

Почти все иностранцы, говорящие о России, описывают в первую очередь Москву — и я не буду исключением. Этот город впечатляет сразу и всех, кто приезжает сюда первый раз, с Запада.

Впервые я прилетел в Россию летом какого года? Мы с Евгенией, моей невестой, летели самолетом авиакомпании Lufthansa, и я с нетерпением ждал, когда же наконец своими глазами увижу Москву. Было уже темно, полет прошел хорошо, стюарды даже подарили нам несколько бутылок вина. Помню, я смотрел с любопытством на огни небольших русских городов, в то время как самолет приближался к Москве. Посадка была несколько хаотичной, мощный порыв ветра сотрясал самолет, и я увидел огонь под нами. Наверное, это были торфяники, тлеющие и дымящие.

Немецкий стюард, который также смотрел в окно, сказал: «Они опять что-то жгут», — и лицо его одновременно было брезгливым, непонимающим и озабоченным. Это высказывание и отношение показалось мне очень странным, особенно резануло слух словечко «они». Тогда я еще не знал, что очень многие иностранцы говорят о России именно так — с недоверием, непониманием и отчуждением. Россия тревожит, очаровывает — и в то же время беспокоит многих на Западе, я часто видел это за годы жизни в Москве.