Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев

Довольно неожиданно я понял, что чувствую себя нормально. Первый раз в жизни после такого количества спиртного я проснулся без настоящей головной боли. Слава пригласил меня к себе завтракать — остальным нужно было собираться на дачу. Жена Славы, «баба Таня», была дома, готовила обед. Слава попросил ее сходить за чем-то в магазин и, как только она ушла, пулей метнулся в свою комнату и вынес оттуда непочатую бутылку водки, а из холодильника достал кусок колбасы и банку малосольных огурцов. Он налил водку в стопки, и мы выпили по первой. Опрокинув свою рюмку, Слава зарычал, от удовольствия или боли — не знаю. Я так смеялся, что вынужден был закусить огурцом, а «дед» с восторгом внюхивался в кусок белого хлеба. Затем Слава разлил по второй. Мы стояли на кухне, на улице было белым-бело от пушистого снега. Третья рюмка стала последней: щелкнул замок, возвращалась «бабушка». Слава стремительно вскочил, поставил рюмки в раковину, спрятал бутылку в шкаф и, схватив большой пакет апельсинового сока, спросил:

— Тебе налить?

Я зашелся хохотом, и это, конечно, выдало нас «бабушке».

— Вот охальник! И сам пьет, и француза спаивает! — засердилась «баба Таня». — А бутылку-то в шкаф спрятали, да еще и без крышки!

Очевидно, только мое присутствие сдерживало ее.

На дачу мы уехали под строгим надзором бабушки, проверившей наш багажник на наличие алкоголя. Водку пришлось оставить, но у Славы был план.

Семейная дача находилась в двух часах езды на север от Петрозаводска, в небольшой деревне под названием Райгуба. Вокруг — заповедник, а в центре заповедника — озеро размером 10 на 6 километров. К Райгубе ведет трасса М18. Зимой — это белая дорожка, протянутая посередине льда и снега. Эти два часа пути очень впечатлили меня. В Скандинавии зимой тоже все бело. Но Скандинавия — это вам не Россия, там нормальные дороги, и они не пробегают через небольшие деревни с живописными домами и церквушками.

— Сюда зимой волки ходят, рыси, — пояснил Слава. — А летом и медведи забредают.

Приехали на дачу мы затемно. Слава приготовил дом для нас, а потом позвал меня «за водой» в соседнюю деревню — воспользовавшись отсутствием бабушки, которая была в саду. Я немного удивился, но потом понял, что речь о «маленькой воде». План Славы сработал. Как он объяснил мне, дача хороша тем, что «тут никто не мешает», и я мысленно добавил: «Пить».

Когда мы возвращались среди ночи, машина сломалась. Слава спокойно вышел, заглянул под капот «Лады» и, вернувшись, сказал мне, что «генератор накрылся». Я застыл от холода; Слава хотел побыстрее вернуться на дачу, и может быть, в шутку, чтобы напугать меня, он сказал:

— Здесь волки.

В итоге мы толкали машину до самой дачи по ледяной дороге. Холод казался мне немыслимым, непереносимым, но, к счастью, дача была не слишком далеко. Оказавшись дома, Слава почти двадцать минут пытался понять, что случилось; он работал под капотом голыми руками и без шарфа, а я, абсолютно замерзший, держал фонарик. Я признаю, что тем вечером дед Слава, гомо советикус, показался мне почти сверхчеловеком.

Наконец после легкого ужина все пошли спать.

Ночью я попытался дойти до туалета в саду и внезапно услышал шум леса. Настоящий шум дикого русского леса! Конечно, на востоке Франции до сих пор существуют действительно нетронутые людьми уголки природы, но там я не ощущал ничего, абсолютно ничего общего с чувством, посетившим меня той зимней ночью в Карелии. Я не знаю, как описать эту разницу, но она есть. Около Бордо, в сторону Медока, есть леса; мы с друзьями часто ездили туда на пикник или на выходные с палатками. Но эти леса размечены тропами и бетонными дорогами, ведущими к современным деревням. Посреди такого леса вы можете наткнуться на телефонную будку или на забор, четко обозначающий начало частной территории. Я помню, что длинными ночами в палатке в лесу Медока проклинал высокую влажность и умирал от скуки. Даже дикие кабаны, которых там много, боялись вероятных охотников и не показывались нам на глаза. А русский лес в ту ночь казался мне и пугающим, и привлекательным — но никак не скучным.

На следующий день белое небо висело так же низко, а холод казался абсолютно невыносимым. Слава и отец Евгении готовились к рыбалке — нужно было тщательно экипироваться. Я пошел на свою первую в жизни зимнюю рыбалку в сапогах выше колена и в куртке, которая подошла бы участнику полярной экспедиции. У Славы была винтовка («для волков», — сказал он). Мы шли на ледяное озеро, увязая по колено в снегу; потом сделали прорубь, поставили маленький рыбачий лагерь и ждали, когда голодная форель попадет на наши удочки. Сидеть в центре огромного белого пространства в компании таких же рыбаков, людей с оружием, готовых защитить друг друга от волков, было абсолютно нереально. Я наконец был в России, о которой мечтал, среди дикой природы, рядом с потенциальной опасностью. Мне искренне хотелось, чтобы волки все-таки напали — это дало бы нам почувствовать себя почти беспомощными людьми, но и разбудило бы в нас инстинкт выживания.