Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания

«Золотая середина», как ее обычно называют (все, кроме самого Аристотеля[40], [41]), – самый важный винтик в машине Аристотелевой этики. Кроме того, по-моему, самый красивый. И самый неприятный. А также самый коварный и непонятный. И он больше всего бесит.

Представьте себе все достоинства, которых мы так хотим достичь: щедрость, умеренность, что угодно, – в виде идеально сбалансированных качелей, расположенных параллельно земле. Если мы сядем точно посередине, перекладина останется стоять ровно и горизонтально, гармония сохранится. Это «золотая середина»: идеальное среднее место, где сосредоточено точное количество рассматриваемого достоинства, которое поддерживает уровень качелей. Но смещение в любую сторону нарушит баланс: одна сторона качелей упадет на землю, и мы ударимся задницей (в этой метафоре наши задницы = наши личности). Два крайних конца перекладины представляют собой 1) недостаток достоинства, с одной стороны, и 2) избыток

 – с другой, когда достоинства слишком мало или слишком много. Крайний недостаток или избыток чего-либо становится пороком, а такого, очевидно, мы пытаемся избежать. Философы иногда называют это «правилом Златовласки». Для каждой черты характера Аристотель убеждает нас быть не слишком горячими, не слишком холодными… в самый раз.

В качестве примера возьмем умеренность, которую Аристотель описывает как золотую середину, когда речь идет о гневливости и бесхарактерности[42]. Люди с дефицитом гнева – это те, кто не негодует по поводу поступков, которые должны возмущать, или времени, или людей, чье поведение возмутительно. Такой человек кажется бесчувственным, тем, кто не ощущает боли. Поскольку он[43] не гневается, он не похож на того, кто защищается; готовность принимать оскорбления в свой адрес и не обращать внимания на оскорбления в адрес своей семьи и друзей – признак рабской покорности.

Иными словами, если человек совсем не гневается, когда видит какие-то жестокости, например когда хулиган третирует невинного ребенка, он просто стоит там, разинув рот и пуская слюни, вместо того чтобы ответить должным возмущением. Но если мы слишком

гневливы, то схватим хулигана и бросим его в озеро, а затем отловим всех членов его семьи и всех их тоже бросим в озеро, а потом спалим их дом дотла.

Золотая середина гневливости – которую Аристотель называет умеренностью – определенный уровень гнева, для ситуаций, где он уместен. Чтобы гнев был направлен на людей, которые этого заслуживают, например фашисты, коррумпированные политики или кто-то, связанный с бейсбольным клубом New York Yankees[44]. Итак, гнев – качество, а умеренность – добродетель, золотая середина, к которой мы стремимся[45]

.

Видите, как красива эта идея? Все дело в гармонии, равновесии и грации. Это просто гимнастка – звезда идей, изящно спускающаяся с бревна. Но если задуматься об этом хотя бы на секунду, возникает скользкий момент. Откуда мы знаем, что такое «чрезмерно» или «недостаточно»? Как мы поймем, что злимся достаточно, по причинам, по которым стоит злиться, или на людей, заслуживающих гнева? Это самая распространенная причина, по которой критикуют этику добродетели: нам нужно работать, учиться, стремиться и развивать в себе какое-то качество, чтобы волшебным образом получить теоретическое «идеальное» его количество, которое невозможно определить или измерить? Отличный план. Даже Аристотелю иногда трудно точно описать среднее значение. По поводу умеренности он пишет: «Трудно определить, как, против кого, по поводу чего и как долго мы должны сердиться, до какого момента мы действуем правильно или ошибочно»[46]. А затем пожимает плечами: «По крайней мере, ясно одно: промежуточное состояние заслуживает похвалы, и… во всем виноваты излишества и недостатки»[47]

. Вся система может показаться немного похожей на знаменитый комментарий судьи Поттера Стюарта о жесткой порнографии: хотя он и не смог дать ей определение, «я узнаю ее, когда вижу»[48].

Это может показаться непрочной основой для целой этической системы. И всё же: мы вроде как понимаем всё, верно? Наверняка мы даже можем вспомнить момент, когда злились на кого-то или что-то, а позже думали: «Да-а-а, наверное, я перегнул палку». Или миг, когда мы постфактум почувствовали, что стоило бы сильнее повысить голос. Если подумать о том, что мы сделали, как нужно изучить и свои действия, и действия окружающих, в итоге мы поймем, что такое «слишком мало», что такое «слишком много» и что такое «достаточно». Нам нужно узнавать это, когда мы это видим, и мы узнаем это, только когда увидим, если всегда будем к этому стремиться.