Мифы Первой мировой

из миллиона раненых в мае—октябре 1916 г. в строй вернулись только 204 000, у немцев возвращался каждый второй.

Таким образом, Луцкий–Брусиловский прорыв, задуманный и предпринятый с сугубо ограниченными целями, вначале дал крупный оперативный успех, оказавшийся черес­чур неожиданным. Возможность крупной стратегической победы была упущена. Больше того, к моменту перехода русской армии в наступление кризис на итальянском фронте был уже преодолен, и операция австро–венгров захлебнулась. А по словам генерала Фалькенгайна, « в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме». То есть и помощь союзникам оказалась несвоевременной. Тем не менее атаки продолжались еще несколько меся­цев.

В стратегическом плане прорыв привел только к объявлению 27 августа Румынией войны Австро–Венгрии. За это Антанта обещала Румынии Трансильванию, большую часть Буковины и Банат. При этом вступлению в войну Румынии крайне противилась… Россия — именно ей пришлось растянуть фронт еще на 400 км и выде­лить 10 армейских и 3 кавалерийских корпуса на помощь Румынии.

Уже в октябре 1916 г. немцы ликвидировали все опасности, связанные с вступле­нием в войну Румынии, а в конце ноября и декабре — заняли большую часть Румынии, включая ценнейшие нефтяные промыслы, пусть и временно разрушенные. Австро–Вен­грия еще была способна продолжать войну, ее фронт удержался, а немцы быстрой по­бедой в Румынии перечеркнута пропагандистский эффект Брусиловского прорыва и приобрели поистине драгоценные источники нефти и продовольствия.

Можно ли было заранее перебросить все свободные резервы на Юго–Западный фронт? Скорее всего, настолько массовая перевозка войск, техники и припасов привела бы к перегрузке и так изношенной транспортной сети — в реальности одновременная перевозка 4 корпусов привела к затору в августе. А немцы также могли бы снять часть войск с неатакуемых фронтов и перебросить их, причем по лучшей инфраструктуре.

Рокировка командующих только оттянула бы начало наступления. Создание конных армий, как предлагает Максим Оськин? Но формирование такого инструмента, насыще­ние опытными кадрами и специальной техникой, выработка оптимальной структуры и особенно грамотное применение крайне сложны. Даже если бы такие армии были со­зданы, опоздание со вводом в бой, неудачный выбор участка, незавершенность прорыва привели бы к такому же закономерному финалу. И сам Оськин цитирует Шапошникова о характерной атаке 9–й кавалерийской дивизии на реке Стрыпе, понесшей большие потери от огня с флангов: « Последний[прорыв] быстро был закрыт австрийской пехотой, несмотря на доблесть произведенной конной атаки, кстати сказать, сопровождавшейся большими жертвами». Даже и на Западном фронте, как мы видели, союзники неоднократно пытались ввести конницу в прорыв, пробитый при помощи тяжелой артиллерии, авиации и танков, но также неудачно.

КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЕ

Перед началом войны стратеги Антанты возлагали немалые надежды на «паровой ка­ток» русской армии, крупнейшей уже в мирное время. Казалось бы, страна с населе­нием в 164 млн человек (к 1914 г.) могла без особого напряжения выставить и со­держать армию любой потребной численности.

Однако, по переписи 1897 г. свыше четверти населения составляли… дети моложе 10 лет, примерно та же тенденция сохранилась к началу войны. Слабая механизация сельского хозяйства, транспорта на огромных расстояниях требовали гораздо больше рабочих рук, чем в других странах. Накладывала ограничения и специфика комплек­тования армии.

Старшие офицеры от командира полка до командира корпуса практически не повыша­ли подготовку. Например, начальники дивизий, командиры бригад, начальники штабов корпусов и дивизий командировались на армейские полигоны один раз в четыре года на три недели.

По мнению А. П. Будберга, благодаря отбору мирного времени, было сравнительно мало начальников, способных принимать на себя ответственность и рисковать, если того требовала обстановка и интересы дела. В результате, несмотря на временами блестящие тактические успехи, стратегических достижений не было.