Мифы советской страны

9 января 1917 г. в Петрограде, Москве и других городах России прокатилась волна забастовок и митингов, приуроченных к годовщине "Кровавого воскресенья" 1905 г. К рабочим присоединились студенты. Демонстранты несли лозунги "Долой войну!", "Да здравствует революция!"

На этот раз Гельфанду не заплатили за организацию волнений. Уже стало ясно, что он не при чем. Усиление волнений "низов" не могло не беспокоить российские власти. Но действовали они привычными репрессивными методами. 27 января полиция арестовала членов возглавляемой К. Гвоздевым рабочей группы при Центральном военно-промышленном комитете. Представители рабочих организаций были "виноваты" лишь в том, что выдвинули план "мирной революции", которая должна совершиться "не нарушая спокойствие жителей", "не вызывая полицию на насилие"[47]. Но само слово "революция", стремление к изменению существующего строя, в глазах режима уже было преступлением. Вместо того, чтобы вступить в диалог с рабочим движением, правительство и полиция провоцировали конфронтацию. Они подрывали стабильность сильнее всяких масонов.

Император в этих условиях колебался. На совещании нескольких министров он заявил о готовности "даровать" ответственное министерство, но затем переменил решение и уехал в ставку армии, оставив правительству карт-бланш на роспуск Думы. Он следовал советам жены: «только, любовь моя, будь тверд, покажи хозяйскую руку, именно это нужно русским…, дай им иногда почувствовать твой кулак… Они должны научиться бояться тебя – одной любви недостаточно». Николай не мог не согласиться: «Все, что ты пишешь о том, чтобы быть твердым, хозяином, совершенно верно» [48]. Развивая тему, будущая святая предложила конкретные меры: «Я надеюсь, что Кедринского из Думы повесят за его ужасную речь, - это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером»[49]. Имеется в виду речь Керенского, где он заявил: "Величайшая ошибка - стремление везде и всюду искать изменников, искать отдельных там немецких агентов, отдельных Штюрмеров... У вас есть гораздо более сильный враг - это система..."[50]

Речь шла о системе самодержавия. Уступать «распоясовшимся» депутатам царь не собирался.

Не таинственные заговорщики, а руководители самодержавного режима оказались главными организаторами социального взрыва.

Очереди за хлебом - "хвосты" превращались в многочасовые митинги, прежде всего женские. "У мелочных лавок и у булочных тысячи обывателей стоят в хвостах, несмотря на трескучие морозы, в надежде получить булку или черный хлеб", - писала "Речь" 14 февраля. При этом более дорогие булки и кондитерские изделия имелись в изобилии, но на них у рабочих не было денег. А министр Риттих все недоумевал по поводу «страшного требования именно на черный хлеб»[51]. У него-то хватало денег на белый.

В феврале ситуация обострилась. Риттих ссылался на снежные заносы. Вот если бы не заносы – все было бы нормально. Но что мешало наладить полноценное снабжение раньше? Уже в январе 1917 г. продовольственное снабжение Петрограда и Москвы составило 25% от нормы[52]. Февральские заносы стали только «последней каплей» транспортного паралича, охватившего Россию. «Железные дороги, главным образом вследствие отчаянного состояния паровозов, начали впадать в паралич»[53], - характеризовал ситуацию член инженерного совета Министерства путей сообщения, генерал Ю. Ломоносов. «Состояние паровозов» было вызвано развалом машиностроения и ремонтной базы. Падало производство металла, поскольку к домнам не подвозили топливо. Стремительное падение угледобычи усугубляло развал транспортной системы.

Хлебный кризис обострился также из-за «распри по поводу контроля над продовольственным снабжением»[54]

между правительством и городскими властями – следствие неуступчивости правительства в отношениях с «общественностью». Только когда разразится катастрофа, министр Риттих согласится с разумностью предложения о передаче распределения продовольствия городскому самоуправлению. Но будет уже поздно.

Городские власти стали обсуждать введение карточной системы, петроградский градоначальник воспротивился. Нехватка хлеба привела к всплеску ажиотажа, прилавки и вовсе опустели. Власти располагали запасом хлеба, но отказались пустить его в продажу. Рабочие, пришедшие в булочные после работы, остались без еды.

* * *