Мифы советской страны

Отсутствие четких увязок социального положения и политического поведения иногда заводит исследователей в тупик и разочаровывает их в поиске рациональных мотивов поведения вообще. Особенно если это поведение отходит от норм, принятых среди добропорядочных мещан.

Сейчас появилась мода объяснять события Гражданской войны массовым умственным помешательством населения, эдаким всероссийским психозом. Оно и понятно, с точки зрения сторонников «белой» идеи и либерализма народ только по неразумию мог пытаться сбросить со своей выи аристократическую и имущественную элиту. Так что психиатрический взгляд на социальные процессы вытекает не из результатов психологического исследования, а из недовольства того или иного автора поведением неразумного народа.

Так, обнаружив случай, когда крестьянское семейство убило топором и вилами соседа, В.П. Булдаков торопится объявить его примером «революционаризма», «типичного для психопаталогии революции»[244]

. Хотя достаточно посмотреть по телевизору уголовную хронику, чтобы обнаружить множество примеров аналогичного поведения озверевших мещан или опустившихся маргиналов – без каких-либо признаков «революционаризма».

Лукавство «психопаталогического» подхода (в котором, разумеется, нет признаков собственно психологического исследования) заключается в том, что революция объясняется патологией сознания априори, без доказательств. А доказательством объявляются все жестокости, которые происходили тогда (хотя аналогичных жестокостей и «ненормальностей» много даже сегодня, в консервативную эпоху).

Повторяя к месту и не к месту слово «психопаталогия», В.П. Булдаков противоречит себе в соседних строках. Признав «общий практицизм крестьянского сознания и поведения» (практицизм предполагает рациональность, «нормальность»), автор «паталогической» методологии тут же настаивает: «Общинная революция протекала в русле общей психопоталогии смуты. Ее можно рассматривать и как одну из форм социального умопомрачения»[245]. Так практицизм или умопомрачение? Все зависит от того, какой факт «психопаталог» вырвет из контекста. Например, участник белой экспедиции описывает гору трупов и честно признается, что не знает, кто перебил этих людей и предполагает, что «одна часть населения зверски истребляла другую»[246]

. В.П. Булдакову не пришло в голову, что это могли быть жертвы предыдущей белой или красной экспедиции. Во всяком случае, он не намерен углубляться в исследование этой ситуации. И так все ясно – умопомрачение.

Вслед за В.П. Булдаковым, В.Л. Телицин ставит себе задачу: «Целью настоящего исследования является комплексный анализ взаимоотношения, взаимовлияния, взаимозависимости, взаимодействия и взаимопроникновения механизмов, порождающих крестьянское бунтарство, - переплетение подсознательных мотивов общественного восприятия эмоций, иллюзий, поверий, страстей, слухов, предрассудков, представлений, суеверий и прочего, поскольку именно они составляют «ткань бытия», саму реальность исторического процесса»[247]. Вот так, уже до всякого исследования автор знает, что найдет: крестьяне выступали против власти (бунтовали) под влиянием не рациональных, а подсознательных мотивов, эмоций и суеверий. Будь они рациональны и рассудительны, нагнули бы шею пониже, с удовольствием надели бы ярмо. Впрочем, побродив вокруг да около крестьянского подсознания (но не дав исследования этой проблемы), В.Л. Телицин все же согласился с теми исследователями, которые считают: «крестьяне защищали свои собственные интересы»[248]. То есть действовали вполне рационально, разумно.

А раз крестьянство все же прагматично, появляется еще один соблазн: объяснить события эгоизмом крестьян. Раньше это объяснение читалось в марксистско-ленинских рассуждениях о крестьянстве как о мелкой буржуазии. Раз буржуазия, должна кого-то эксплуатировать. Теперь аналогичный миф берут на вооружение историки-либералы.