Вечерами Тьерри заглядывал иногда в «Артистическое кафе». Там каждый вечер за одно дуро и ужин играл некий Арреги, молодой пианист из Памплоны. Это был небольшого роста, бледный и болезненный юноша с черными вьющимися волосами, разумный в речах и неизменно скромный, что среди музыкантов бывает не слишком часто.
В начале вечера, когда в кафе было полно публики, он развлекал ее, играл польки, пасодобли, отрывки из современных оперетт. А когда посетителей почти не оставалось, он с большим мастерством исполнял для Тьерри Баха, Моцарта и Бетховена. Потом они разговаривали и спорили о музыке. Они расходились во многом. Арреги больше всего любил церковную музыку и Вагнера. Тьерри предпочитал музыку в чистом виде без слов и пояснений, хотя пианист уверял, что такая музыка похожа на искусственный химический экстракт и поэтому недолговечна. Для Арреги не существовало музыки, не имевшей религиозного или социального характера.
При случае Тьерри любил, надев сюртук и цилиндр, сесть в конку вместе с рабочими и прочим простым людом и проехаться в центр. Но чаще он нанимал пролетку друга Бельтрана, местного извозчика сеньора Бенигно, толстого астурийца с широким, гладко выбритым медным лицом. Обычно его экипаж стоял на площади Кеведо. У дона Бенигно была дочь, ходившая в школу вместе с Сильвией, младшей дочерью Бельтрана. В доме извозчика жила рыжая собака по кличке Держикарман. Очень скоро сеньор Бенигно стал добрым приятелем Тьерри и сажал его в свой экипаж, даже если у литератора не оказывалось денег, чтобы расплатиться. Иногда по желанию клиента сеньор Бенигно заранее брал напрокат открытую лакированную четырехместную коляску и взбирался на козлы в парадной ливрее и цилиндре.
XVIII
Все связанное с Хайме казалось Карлосу Эрмиде в высшей степени странным. Однако, считая друга оригинальным писателем, он водил его по редакциям. Тьерри хотел что-нибудь опубликовать в одной из газет, но для начала анонимно, и Карлос вызвался отнести его работы в «Эль Мундо». Тьерри отдал ему два этюда под шекспировским псевдонимом «Пэк{238}
». В редакции решили, что статьи написаны самим Карлосом, и они прошли совершенно незамеченными. Ни редакторы, ни читатели не обратили на них внимания.В тот год в Мадрид прибыл с Филиппин один генерал, слывший человеком жестоким и непреклонным. На островах он расстрелял нескольких либералов, выступавших против монархии. Несмотря на свою славу, это был в полном смысле слова опереточный вояка.
В столице вознамерились устроить ему восторженную встречу. Председатель кабинета министров отказался участвовать в ней, но королева все-таки вышла на дворцовый балкон приветствовать воина. Это вызвало политический скандал, и Тьерри написал яростную статью, озаглавленную «Кризис на балконе». Он не подписал ее, но кто-то выдал его авторство. Статья принесла ему некоторую известность в журналистских кругах. Подобного рода известность, поддерживаемая разговорами, бывала не очень широкой, но достаточно прочной.
Когда наступило лето, Карлос и Хайме зачастили в сады Буэн-Ретиро, где Монтес Пласа представил их нескольким политическим деятелям и одному журналисту, бывшему министру, дону Мартину Вальдесу, который считался красноречивым и образованным человеком. Вальдес, приняв их, вероятно, за людей с положением, представил молодых литераторов кое-каким аристократкам и ввел в общество дона Пако Лесеа.
В середине лета, так как Хайме Тьерри слыл за богача, — деньгами он, во всяком случае, сорил так, словно действительно был богатым, — его то и дело спрашивали:
— Почему вы остаетесь в Мадриде? Тут так жарко!
— Вовсе здесь не жарко. Я привык к Нью-Йорку, а там летом зной пострашнее.
И Хайме добавлял, что предпочитает проводить летний сезон в Мадриде, а не в таких местах, как Трувиль, Биарриц или Сан-Себастьян{239}
, где, как он утверждал, люди живут совершенно нелепой жизнью.XIX
Однажды утром в начале июля Тьерри встретился на улице Алькала с одной из тех сеньор, которым дон Мартин Вальдес представил его несколько дней назад в парке Буэн-Ретиро. Это была графиня Арасена. Заметив Хайме, аристократка улыбнулась ему; он учтиво поздоровался и, остановившись, долго смотрел ей вслед.
Графиня была высокая смуглая величественная женщина, типичная испанка с юга, с большими серыми глазами, иссиня-черными волосами, продолговатым и неприветливым лицом бледно-оливкового цвета и насмешливой, даже язвительной улыбкой. Глаза этой поистине роковой женщины прямо-таки завораживали.