Миграции

Украинских фамилий на «-ко», «-тюк», да и покондовее — таких как Шепета или даже Халабуда, в Приморье немерено. При том что это либо люди обрусевшие уже в нескольких поколениях и зачастую исторической родины в глаза не видевшие, либо приехавшие сюда в молодости и оставшиеся здесь навсегда. Поэтому владивостокский ресторан «Пузата хата» — с украинским борщом, полтавскими варениками, галицийской жареной кровянкой, начиненной гречкой, и анекдотическим салом в шоколаде — выглядит сегодня куда экзотичнее десятков китайских, японских и корейских ресторанов. Владивосток до 1922 года был городом на редкость пестрым в этническом отношении. Кого сюда только не заносило! Помимо попавших сюда по долгу службы, здесь селились крестьяне-переселенцы из центральных областей России и Украины, донские казаки, ссыльные поляки, немецкие, американские и французские предприниматели, почему-то финны, китайцы-синеблузники с косицами, за которые их драли в потасовках, корейцы в белых балахонах верхом на коровах (это отсюда в 1937 году принудительно переселили 5 тысяч корейцев в Среднюю Азию, где они обрусели и откуда рассеялись по городам и весям Союза) и целый контингент японских проституток (как времена переменились!). Первые полвека своего существования Владивосток даже внешне очень напоминал города американского Дикого Запада, особенно в период «порто-франко» (свободной безналоговой торговли). Только вместо эффектных револьверных перестрелок в салунах и на улицах существовала речка Объяснений для офицерских дуэлей (название это до сих пор сохранилось в топонимике города, в которой, как мало где еще, отпечаталась вся его история). В советском плавильном котле пестрота населения заметно поубавилась, но следы былого разнообразия видны до сих пор. Много встречается выходцев из Сибири и других регионов и республик, когда-то влюбившихся в этот край и перебравшихся сюда жить.

Вот и уроженец Донбасса Семашко навсегда связал свою жизнь с Владивостоком и Тихим океаном. Кульминацией в его биографии был период, когда он возглавлял рыболовецкую флотилию «Алексей Чуев» в должности капитана-директора (гражданский эквивалент должности контр-адмирала, номенклатура кабмина СССР). Флотилия состояла из гигантской плавбазы с таким названием, перерабатывавшей улов дюжины юрких траулеров. В 1980–1982 годах в Ленинграде были построены четыре однотипных плавбазы, первоначально закладывавшиеся как авианосцы, но по решению свыше переделанные и приспособленные для нужд рыболовного флота. «Алексей Чуев» был из этой серии. Водоизмещение 45 тысяч тонн, длина корпуса 215 метров, двигатель 10 тысяч лошадиных сил, капитанский мостик на высоте 28 метров над уровнем палубы — настоящий Левиафан! Флотилия уходила в море на полгода, для производственных и бытовых нужд на плавбазе имелся мощный опреснитель морской воды. С не меньшим вдохновением, чем Франсуа Рабле описывал обед великана Гаргантюа, Анатолий Александрович перечислял мне какие-то немыслимые количества — эшелоны, вагоны, цистерны, тысячи тонн! — провизии, питьевой воды, соли, солярки и прочих горюче-смазочных материалов, масляной краски (чтобы вернуться с промысла при полном параде), загружавшиеся перед отплытием на этот плавучий остров. Стараясь чего-то не упустить, следом он перечислял ежедневный выход продукции: десятки тонн мороженой и соленой рыбы, рыбьего жира, костной муки, консервов-пресервов, да еще триста тонн шкурок минтая.

Тут я изумился в первый раз:

— Как — шкурок? Зачем?!

— Вот и мы так все спрашивали и матерились — совсем они там наверху офонарели! Производство убыточное, труд дурацкий, люди отлынивают, халтурят. Только когда у нас забраковали первую партию, выяснилось, что шкурки минтая потребовались для нужд военной электроники — изготовленные благодаря им платы могли нести до миллиона контактов на квадратном сантиметре. Тогда уж пришлось людей приструнить и наладить выпуск чистого продукта.

Тогда я задал еще один вопрос:

— Скажите, а почему испортилась селедка? Почему продается только тощая да пересоленная?

Как оказалось, не только потому, что ее солят уже мороженной где-нибудь в Подмосковье. Порча началась раньше, когда «прямой» засол свежего улова из соображений экономии стали подменять засолом «в стадии первоначального окоченения». И тут старый капитан изумил меня во второй раз, рассказав о «королевском» засоле — от 25 до 50 центнеров сельди такого засола ежегодно поставлялось флотилией в Кремль.

— Чтобы получить несколько тонн такой сельди, надо сначала взять 100 тонн соленой сельди и аккуратно выпотрошить. Потрошеная селедка потом отправлялась в армию или тюрьмы, а ее внутренности применялись для засола свежей рыбы вместо тузлука, рассола. В бочках 5 тонн сельди перекладывалось слоями с 10 тоннами кишок. Рыба не только засаливалась, происходила еще ее ферментация. Селедочка получалась — язык проглотишь! Этим у меня занимался повар-кореец Ли, никто не мог с ним соперничать.