Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы XVIII-XX вв.

Если поначалу интересы великих держав в Центральной Европе регулировались международными договорами, гарантировавшими стабильность и равновесие в регионе, то позже такая функция перешла к Австро-Венгрии, а затем все больше – к окрепшей Германии. Немецкие экономисты с конца 70-х годов XIX в. от идеи протекционистской таможенной политики эволюционизировали к глобальной геополитической концепции «Миттель-Европы», в основу которой легла идея тесного экономического сотрудничества всех государств региона. Они считали, что если Германии не удастся объединить центральноевропейское пространство под своей эгидой, то в мире со временем утвердится господство трех империй – Великобритании, США и России. Австро-Венгрия, которой эта идея в случае реализации обещала прекращение конкурентной борьбы с Германией и определенную изоляцию России на Балканах в политической и экономической сферах, сочла возможным пойти на такую интеграцию с немцами.

Мирные условия, экономический и культурный подъем 70–90-х годов XIX в. способствовали укреплению регионального сознания центральноевропейцев, однако последующее ослабление Австро-Венгрии, раздираемой межнациональными противоречиями, вскоре привело к усилению германского влияния во всем регионе. Начались известные потрясения, в итоге вылившиеся в две мировые войны. Уже с началом Первой мировой войны в планах Германии произошли качественные сдвиги от чисто экономических устремлений к великогерманским идеям создания «Великой Центральной Европы»7

. Впрочем, их реализация также имела экономический аспект, предполагая образование единого экономического пространства, к ядру которого предполагалось постепенно привлечь (наряду с Австро-Венгрией) также Голландию и Швейцарию, четыре скандинавских государства (в том числе Финляндию), а также Италию, Румынию и Болгарию.

Логическим дополнением, а точнее своеобразной альтернативой «миттель-европейскому» плану, в конце 1920-х годов стала идея «пан-Европы»8

. Она предполагала не немецкую, а французскую гегемонию на континенте. Однако Германия снова включилась в борьбу за регион, обновив центральноевропейскую идею, что по сути означало установление экономического господства над должниками – малыми государствами региона, оказавшимися без должных рынков сбыта аграрной продукции. Это и дало Германии возможность вовлечь их в свою сферу.

На рубеже 1920–1930-х годов появилось немало других, созданных французской и английской дипломатией планов, нацеленных на установление экономического сотрудничества отдельных стран в Дунайском бассейне (план чехословацкого политика Э. Бенеша относительно чехословацко-венгерско-австрийского сотрудничества; французский план, предполагавший последующее присоединение к трем вышеназванным государствам Румынии и Югославии). Все эти планы так или иначе преследовали цель отстранить Германию от вмешательства в дела региона и помешать ей использовать центральноевропейские страны в собственных интересах9

.

В 1933 г. открылись возможности для реализации плана «Миттель-Европа», несмотря на то, что вариант, предложенный Ф. Науманном, казался Гитлеру слишком «демократичным» и ограниченным. Устремления фюрера были направлены на создание «великого экономического пространства», что, естественно, предполагало полное установление германской гегемонии над странами Центральной и Юго-Восточной Европы. Но даже самый умеренный «миттель-европейский» вариант германской гегемонии, по определению венгерского историка-экономиста Д. Ранки, создавал для малых народов, живущих между русским и германским колоссами двойственную ситуацию: Германия была как стимулятором, подталкивающим к экономическому развитию, так и силой, экономически эксплуатирующей и политически подавляющей этот регион10. Не только прогабсбургский (связанный с господством Австрии, а потом Австро-Венгрии), но прогерманский («миттель-европейский») вариант центральноевропейской идеи оказались чуждыми для большинства народов региона. Реализация последнего варианта предполагала экономические выгоды и процветание, но в итоге он превратился в корыстное использование германскими имперскими кругами природных и экономических ресурсов региона, что влекло за собой немало отрицательных последствий.