Мийол-странник

Из красочной, местами малопонятной речи следовало, что ушибленным по жизни утыркам велели прибывшего проверить на прочность, а не пытаться поколотить, даже пары слов не молвив перед тем. Вместо разведки бречи торчливые полезли в драку на мага, что таких, як вы, трёх дюжин стоит — и закономерно огребли. Скажите спасибо, что вовсе не подохли. Лично он, дядя Батт, дерьмоглавов таких не пожалел бы. Но как вы есть именно его дерьмоглавы, перед старшим слово за вас он замолвит. Вот прямо сейчас и отправится. Только не за какие-то личные успехи, не думайте лишнего — чисто за то, что своими неуклюжими шевелениями заставили мага вскрыть умение не то приблуду, делающую его невидимым. Ну и показать в действии какую-то фигню, позволяющую разбрызгивать едучую дрянь. Артефакты плюс алхимия.

Вот за этот-то частичный успех дядя Батт вам сейчас ещё малясь подмогнёт.

Как вскоре выяснилось, «подмога» заключалась в том, что Воин зашёл в ближайшую из халуп, где мобилизовал местных обитателей на помощь пострадавшим. Сам же он без задержек двинул куда-то к центру города. К счастью, особо отдаляться дядя Батт не стал: попетлял изрядно, прибегая к хитростям, призванным «сбросить хвост», но по прямой отдалился от точки, где сидел старина Кривоног, всего шагов на триста. А от яхты, неподалёку от которой Мийол сидел на одной из причальных опор с закрытыми глазами, восстанавливая ману и шпионя через глаза фамильяра — на неполных четыреста. Иначе говоря, остался в радиусе пятисот шагов, внутри которого они с Эшки могли поддерживать малое слияние.

Более того: пресловутый старшой, как оказалось, сидел не в особняке, куда зашёл дядя Батт, а во внутреннем дворе, на скамейке под навесом, в окружении плодовых деревьев и коллег по рискованному ремеслу разбоя, вымогательства и насилия. Так что Мийолу дважды повезло: он напрямую прослушал всю беседу-доклад и последовавшие указания.

Когда дядя Батт двинулся их исполнять, Мийол перестал расшифровывать речи старшого (тоже, кстати, испорченные местным ыкающим и глотающим часть гласных говорком) и разорвал малое слияние. Но Эшки оставил следить за бандитской компанией, а сам остался на месте — медитировать. В Даштрохе фон уступал хорридонскому, но не сильно; десяток единиц в час здесь он вполне мог вытянуть. Возможно, даже одиннадцать, если постараться.

А стараться приходилось, потому что поддержание Эшки и Зунга никто не отменял.

«Надо будет ещё провианта прикупить. Вот уж что-что, а эта статья расходов в последнее время заставляет понервничать. Скорее бы уж развязаться с моральными долгами перед стариком и вернуться к заработкам… а то расходы у нас приличные, а дохода пока никакого. Проедаем запасы, причём без ощутимого толка…»

Спустя ещё десяток минут по пирсу, не особо приглушая шаги, прошёл Ригар. Сел на соседнюю причальную опору. Вздохнул. И спросил:

— Как дела, сын?

— Медитирую. Шпионю. Точнее, Эшки шпионит, а я так… готовлюсь при случае смотреть и слушать через неё.

— Ясно. Много нашпионил?

— Из полезного именно нам — не слишком. Дела былых времён поросли быльём, к тому же местные бандиты, Портовые Шустрилы, давней историей не интересуются.

— Типично, — заметил отец. — Полагаю, для них всё, что было больше года назад — седая древность, больше десятка лет — эпоха легенд. Однодневки!

— Угу. В общем, про род Оллам, Дваждыбородого и его шхуну никто из них раньше даже и не слыхивал. Теперь дядя Батт (это мелкий начальник у Портовых Шустрил, с которым я говорил) пошёл по поручению вожака в городскую управу, совать местным писарчукам малую мзду. Те уже займутся раскопками в архивах. По старикам тоже пройдутся с расспросами, попробуют сплетниц послушать, хотя на тех надежды совсем мало. Ну а нам только и остаётся, что ждать.

— Ясно.

Мийол нахмурился.

— Знаешь, пап, меня другое волнует. Это… даже звучит как-то тупо…

— М?

— Короче, ты сам слышал историю старика. Он — хешат, но сто с чем-то лет назад курасы вполне себе приютили его-мальца, как ты меня. Воспитали, помогли на первых порах. Пока он в юнгах у Дваждыбородого ходил, его даже от медитаций особо не дёргали. Ну, ты помнишь, чего я буду пересказывать… так вот. Самая дурость в том, что местные банды существовали и при Щетине, конечно, но иначе. Нынче все они жёстко делятся по национальному признаку. Те же Портовые Шустрилы, например — сплошь хешаты! Центровые под каким-то Свинорезом — та же картина. А вот Речные Крысы — никаких хешатов, только итциро. У курасов тоже своя банда: Кляки или как-то так. Местный выговор на редкость поганый и кривой, а курасик полон гласных созвучий, этим выговором упрощаемых безбожно…

Вздох.