(В этом состояла одна из проблем с популярным отсчётом лет «от Падения Империи»: в разных местах за окончание П.И. и начало Нового времени принимали разные годы. Даже если собственно Падение произошло быстро — что вряд ли, — его прямые последствия аукались людям ещё несколько лет. Только пообщавшись с гномами, сверив имперскую хронологию с летописями Подземья как независимым источником и проведя все нужные арифметические действия, Мийол более-менее уверенно установил: Падение Империи случилось приблизительно в 2506–2518 годах от Кадарского Завоевания, сам он родился в 3202-м, а нынче идёт 3217-й).
В общем, несмотря на вроде бы однозначные датировки в бумагах, принесённых дядей Баттом, верить в их точность стал бы лишь очень наивный человек. Но даже такой ненадёжный источник позволял заключить: шхуна прослужила более шестидесяти лет, её ставили на тимберовку не менее пяти раз (скорее, раз восемь-десять), а к моменту продажи на дрова окончательно прогнившего корпуса «Бегунью Иллис» водил какой-то Умдар Бочка.
Что до капитана Дваждыбородого (которого звали, оказывается Иэмирия Саакичади шо Оллам… неудивительно, что старик предпочитал звать его по прозвищу: и почётнее, и не так языколомно!), он приобрёл шхуну сразу после постройки — на сохранившемся акте регистрации стояла его подпись — и водил её в каботажных рейсах по Мутному заливу на протяжении… а вот не ясно, скольких точно лет. Но не меньше тридцати пяти. Возможно, что все сорок. Акт продажи «Бегуньи Иллис» по остаточной стоимости, подписанный Умдаром Бочкой, сохранился. Акт купли-продажи с подписями Умдара как покупателя и Сульши Ванамитага как продавца — тоже. А вот как и когда корабль перешёл к этому самому Сульши, неизвестно.
В любом случае, около 3140 года Дваждыбородый сходит на берег, и… всё. След потерян.
— Почти восемьдесят лет назад, — пробормотал Мийол, складывая выписки. — Чуть лучше, но всё равно мутно. Найти живого свидетеля, которому сейчас лет девяносто, да чтобы пребывал в твёрдой памяти… надо искать род Оллам. Иначе всё без толку. Но сперва всё-таки еда.
Легко сказать — «надо закупить продовольствие». А вот осуществить эту самую закупку и всё с ней связанное, начиная с проверки качества товара и заканчивая перегрузкой с телег на борт и далее в пространственные короба, когда речь идёт о более чем полутысяче пудов… суета заняла остаток пятого и весь шестой день целиком. Общая стоимость приобретённой еды, даже с учётом того, что часть составили дорогие деликатесы, не вышла за две сотни клатов. Что же до цены тех артефактов и зелий Силы, которые Портовые Шустрилы получили — ну, если бы они перепродали их на местном рынке, получили бы около трёхсот сорока или трёхсот пятидесяти клатов. А цена материалов, из которых Васаре, как выразился Ригар,
Со всех сторон выгодная сделка. Только долгая и довольно хлопотная.
Ночью после шестого дня «Хитолору» ещё оставался на прежнем месте. А вот сразу после осветления — отшвартовался, тихо загудел-засвистел маршевыми «ветродуями» и зашёл в устье Аккаль. Поднялся вверх по течению примерно на две тысячи шагов, а затем выполнил «прыжок лосося»: ненадолго включив левитационные контуры, взмыл вместе с массой речной воды вверх и тут же опустился на берег с шумом и плеском. После отключения левитационных контуров вода, захваченная ими, устремилась обратно в Аккаль, и звуки при этом возникли соответствующие.
— Что теперь, братик?
— Подождём.
Долго ожидание не продлилось. Провожаемый сторожкими взглядами из разных щелей, то и дело прикипающими к яхте и стоящим на её палубе людям, из ближнего проулка вывернул хорохорящийся, но изрядно напуганный мальчишка — примерно года на два помоложе Мийола.
«Опять посылают, кого не жалко», — с лёгким раздражением подумал маг. И оказался прав. Назвавшийся Саатидом из Клиакки с отчаянной наглостью обречённого попытался выгнать незваных гостей вместе с их кораблём обратно в воду, а лучше того — из Даштроха вообще. Махал руками, кричал, наскакивал (вернее, делал вид, сразу же отпрыгивая назад), рожи корчил и показывал непристойные жесты. А по сути, просто испытывал терпение своих собеседников.
Дело осложнялось тем, что на низкой речи малолетний парламентёр говорил преотвратно, постоянно сбиваясь на родной курасик; Мийол же этого языка почти не знал. Так, сотен пять или шесть слов, из которых около полусотни — ругательства. Маловато, чтобы уверенно объясниться. Впрочем, даже если бы он знал курасик, словно отеческий, толку от этого вышло бы немного. Тут и гадать нечего: Портовые Шустрилы наверняка подстроили какую-нибудь пакость, а то и не одну, чтобы залётный эксперт магии со своей командой не смогли облагодетельствовать враждебных им «кляков». И частично своего добились: затруднить общение с курасами им удалось. Если вот это позорище, вытворяемое Саатидом, вообще стоит называть общением.