Мика

Я растерялся, но сказал себе: «Ерунда, это всё не по-настоящему, это же сон. Чепуха, и бояться нечего. Я же отчаянный Мика, как говорил Стор». А тень человека махнула мне рукой, словно приглашая за собой. Но я не хотел никуда идти. Вот только моё тело не слушалось. Оно летело вслед за этой тенью, проскакивая через запретные двери и колодцы, то выныривая в удивительных лесах, то погружаясь в океаны, полные чудовищ.

Сердце отчаянно стучало, а в ушах стоял звон. Я понимал, что долго не продержусь, ещё чуть–чуть и умру или растворюсь в очередной огненной лаве вулкана. Но даже через грохот великолепных водопадов, мимо которых неслось моё почти бесчувственное тело, расслышал голос: «Когда-нибудь ты всё это увидишь и не во сне, сын!»

И проснулся. Моя одежда была такой мокрой, будто не вспотел, а по-настоящему нырял в океане. Я стонал и кричал: «Папа, папа ― помоги мне!» ― и сам не слышал своего голоса. Охрип от крика, которым исходил всё безумное «путешествие». Но Джек каким-то чудом почувствовал, что со мной что-то не так, и прибежал. Подхватив меня, как маленького, на руки, баюкал, успокаивая: «Не бойся, сынок. Я с тобой, это просто страшный сон. Мама права, мы слишком много занимаемся, вот твои нервы и не выдержали. Моя вина, прости».

Он помог мне переодеться и просидел со мной остаток ночи. Утром мы об этом не говорили и целый день не занимались, а пошли на матч. Потом втроём гуляли по парку и, смеясь, ели мороженое. Все делали вид, что ничего страшного не произошло, до тех пор, пока не вернулись домой.

Перед ужином, под ворчание Луизы я, наконец, снял тёмные очки. Их подарил мне Джек, и сегодня, погожим солнечным днём, даже дома с ними не расставался. За столом сразу набросился на любимый мясной пирог и когда оторвался от поедания самого большого куска, чуть не подавился. Так испуганно смотрели на меня родители.

― Что случилось, мам, пап? Я что-то неправильно сделал? ― моё сердце бешено стучало, предчувствуя неприятности.

Первым ко мне подскочил Джек и, схватив за голову, стал вертеть ею из стороны в сторону.

― Осторожней, ты что, решил мне голову открутить? Чем я провинился?

― Мика, скажи, ты плохо видишь правым глазом?

― Нет, нормально, с чего ты решил? ― ещё больше испугался я, ― да что не так-то?

― Твой глаз. Он поменял цвет, радужка совсем чёрная, или зрачок так расширен, не пойму. Собирайся, едем к врачу.

Но врач растерялся, случай был слишком необычный. Хотя цвет радужки изменился, на зрение это никак не повлияло, и внутренних повреждений тоже не было. Джек сказал, что придётся надеть повязку, и мы вместе придумали «легенду для школы» ― удар мячом на тренировке. Но оба были не на шутку встревожены. Во время поездки на машине я подробно рассказал ему о своём страшном сне. Джек вздрогнул и настойчиво расспрашивал о говорившем со мной «голосе». Я описал его, как мог, он нахмурился и надолго замолчал.

А дома нас ждала Луиза. Вместо повязки она дала мне цветную линзу, научив, как ею пользоваться. На душе у меня по-прежнему было неспокойно, и Джек постоянно хмурился.

― Пап, что с тобой? Это же был просто сон, не волнуйся.

― Я так не думаю, Мика. Мне не даёт покоя мысль, что мой брат как-то в этом замешан. Ты, наверное, и сам понимаешь, насколько всё это странно

. Он никогда не был предсказателем, зато очень сильным магом. Твоё появление в семье Стора и специальное сдерживание магических способностей ― неспроста. Что или кто за этим стоит? Да ещё мой брат мог оказаться в Тёмных мирах. Кто знает, что там с ним случилось, а вдруг в него вселилась какая-нибудь дрянь? И, не дай бог, он теперь не на нашей стороне. Сплошные загадки, Мика, мне от этого не по себе. Надеюсь, что часть того мира не попала в наш…

― Ты о чём? ― я похолодел, чувствуя, как задрожали мои колени.

― Существа из Тёмных миров спят и видят, как бы улизнуть оттуда. В своё время брат объяснял мне, что через сон они могут перебрасывать в наш мир некие магические предметы. А потом, цепляясь за них, как за маяк, и сами перебираются сюда. Не дай бог, от них одно зло. Если снова увидишь во сне что-то подобное, сразу зови меня и не слушай, что бы тебе ни говорили. Это всё ложь…

Мне стало страшно. Я чувствовал, что он хотел что-то добавить, но не решался.

― Пап, ты не договариваешь. Прошу, ничего от меня не скрывай. Ты считаешь, со мной что-то не так?

Он вздохнул, взъерошив седеющие на висках волосы, и сказал:

«Мика, они оставляют метки на людях, которых коснулись…»

― Мой глаз, да? ― от ужаса я еле ворочал языком.

― Я не знаю, сынок. Надеюсь, что это не так, очень надеюсь, ― и он крепко обнял меня, прижимая к себе.

Но мне его объятья показалось какими-то неуверенными, и, помедлив мгновенье, я вырвался из них и побежал в свою комнату. Там поднял подушку и взял в руки крошечный, не больше мелкой монетки осколок камня, напоминавший неправильную пирамиду с острыми гранями. В отчаянии сжал его так, что грани вспороли кожу ладони, и струйки крови потекли на постель.