В одном стихотворении поэт признается, что ввиду трудности задачи бытия он решился несколько упростить ее:
О, мой Отец! где ты? где мне найтиТвой гордый дух, бродящий в небесах;В твой мир ведут столь разные пути,Что избирать мешает тайный страх.Есть рай небесный! звезды говорят;Но где же? вот вопрос – и в нем-то яд;Он сделал то, что в женском сердце яХотел сыскать отраду бытия.[1831]С этим обращением к женскому сердцу как спасительной пристани от всех мучительных вопросов мы переходим к новой черте лермонтовского характера, которая и усладила, и отравила ему впечатления его молодой жизни. Мы говорим о влюбчивости поэта.
Сам Лермонтов был очень откровенен в своих признаниях:
В ребячестве моем тоску любови знойнойУж стал я понимать душою беспокойной;На мягком ложе сна, не раз, во тьме ночной,При свете трепетном лампады образной,Воображением, предчувствием томимый,Я предавал свой ум мечте непобедимой:Я видел женский лик, он хладен был как лед,И очи – этот взор в груди моей живет;Как совесть, душу он хранит от преступлений;Он след единственный младенческих видений.И деву чудную любил я, как любить,Не мог еще с тех пор, не стану, может быть.[1830]Я не могу любовь определить,Но это страсть сильнейшая! – ЛюбитьНеобходимость мне, и я любилВсем напряжением душевных сил…… «О! когда б одно люблюИз уст прекрасной мог подслушать я,Тогда бы люди, даже жизнь мояВ однообразном северном краю,Всё б в новый блеск оделось!»…[1831]Таких любовных признаний очень много в юношеских тетрадях поэта. Во всех, и веселых, и печальных, стихотворениях высказана одна и та же мысль – мысль о том, что единственным спасением и утешением в его страдальческой жизни была эта страсть, рано в нем проснувшаяся[4]
и дорогая ему, несмотря на все разочарования. Лермонтов был искренен, когда говорил о силе и благотворном влиянии этой страсти. Действительно, его рассудок, разлагавший все чувства, имел менее всего власти над этим чувством: сколько раз поэт считал себя обманутым в любви; сколько раз терял веру в ее постоянство, но в силу своей влюбчивой природы он всегда находился под ее обаянием. Он сам признавал, что для его всегда влюбленной души покой —Лишь глас залетный херувимаНад сонной демонов толпой.Но любовь неразрывно была сплетена в его сердце с печалью:
И отучить не мог меня обман;Пустое сердце ныло без страстей,И в глубине моих сердечных ранЖила любовь, богиня юных дней;Так в трещине развалин иногдаБереза вырастает молодаИ зелена, и взоры веселит,И украшает сумрачный гранит.И о судьбе ее чужой пришлецЖалеет. Беззащитно преданаПорыву бурь и зною, наконец,Увянет преждевременно она;Но с корнем не исторгнет никогдаМою березу вихрь: она тверда;Так лишь в разбитом сердце может страстьИметь неограниченную власть.[1831]