Через Лугу (когда-то, подъезжая к ней, Глинка записал песню извозчика, ставшую темой Сусанина), Псков, мимо стен смоленского Кремля дальняя дорога привела путников в деревню — Глинке хотелось проститься с матерью. Несколько дней они провели в Новоспасском, потом гостили в Беззаботьи, у родственников Гедеонова; в конце июня доехали до Варшавы и через Познань направились на Берлин. Там Глинка встретился с Деном, показал ему партитуры своих опер, и строгий контрапунктист остался «чрезвычайно доволен» трио «Не томи, родимый» из оперы «Иван Сусанин».
То на почтовых лошадях, то по недавно открытой железной дороге Глинка и его спутники проехали через Кёльн и Ахен, ненадолго задержались в Брюсселе; вскоре промелькнули Намюр и Моне, пересекли границу Франции. И наконец — Париж!
Теплым июльским днем тяжелый дилижанс миновал заставу и оказался на широкой улице Монмартр. Прекрасный и удивительный город поразил и пленил Глинку. «Огромность» многоэтажных домов, макадамовые мостовые, несущиеся во весь опор коляски, всадники, скачущие вниз по улице в сторону зеленого кольца Больших бульваров, нарядно одетые прохожие — все было оживленным и красочным, совсем не похожим на чинную суровость Петербурга. «Опрятная квартира» с видом «на лучшую часть булевара Итальянцев» сейчас же отыскалась на шестом этаже дома в Оперном проезде. Разнообразные впечатления немедленно нахлынули на Глинку со всех сторон.
Русские знакомые встретили его приветливо. Карикатурист М. Л. Невахович забавлял Глинку «шутками и карикатурами», петербургский приятель И. Д. Норов (имея «хороший запас денег») постоянно затевал всевозможные увеселения. Кто-нибудь из друзей сопровождал Глинку при осмотре достопримечательностей — «монументов и окрестностей города». Осенний день во дворце и садах Версаля он провел вместе с Мих. Ю. Виельгорским и Элимом Мещерским. (Молодой поэт начал тогда перевод слов нескольких романсов Глинки на французский язык в надежде издать их в Париже; преждевременная смерть той же осенью не позволила ему завершить эту работу.) В обществе других друзей Глинка видел иллюминацию Елисейских полей и лодочные гонки на Сене в день годовщины Июльских дней 1830 года.
Вскоре по его приезде журнал «Revue et gazette musicale» сообщил читателям о том, что М. Глинка, «знаменитый русский композитор», намерен провести зиму в Париже, и редакция журнала выражала надежду на то, что он сочинит «что-нибудь для ...Комической оперы». Но Глинке больше нравился Итальянский театр, «лучший... в свете», по его словам. А вообще писать для парижских театров он «не видел возможности» как из-за интриг, так и потому, что, «будучи русским душой», не желал «подделываться на чужой лад».
К самому же французскому образу жизни Глинка вскоре настолько привык, что ему, как он уверял, казалось, будто «он всегда так жил». Вскоре, однако, известие о том, что Лист отправился концертировать в Испанию, пробудило в душе Глинки давнее желание побывать там. Глинка стал изучать испанский язык, делая «быстрые успехи».
В Испанию его влекли прежде всего соображения художественные. Как он писал матери 11/23 января 1845 года, там он желал ознакомиться с испанскими народными напевами, «потому что они несколько сходны с русскими и дадут... возможность... приняться за новый большой труд».
Н. В. Кукольнику Глинка сообщил о своих планах более подробно: «Я решился обогатить свой репертуар несколькими (и, если силы позволят, многими)