Михаил Кликин. Сборник

За печкой позади меня словно бы что-то мягко упало. Я вздрогнул, обернулся, сжимая ружье. Это был спрыгнувший с печи Мурзик — один тех из котят, что спасла Оля. Он единственный прожил так долго. Остальные спасенные и семи лет не протянули — кошачья жизнь в деревне коротка. Но и этого срока им хватило, чтобы наплодить потомков. Я, в общем-то, был не против, котят никогда не топил и не закапывал. Но и кормить всю ораву не собирался — мышей кругом море, в лесу разные птички водятся, в огороде кроты землю портят — хотите жрать, сами добывайте себе пропитание. Исключение делал только для Мурзика, он у меня был домашний, балованный. А у остальных и имен-то не было.

Кот мявкнул у порога — на улицу попросился.

Я отложил ружье, еще раз посмотрел в окно, подошел к двери, приоткрыл её. Мурзик шмыгнул в щель. Я вышел за ним, выпустил его на двор. А возвращаясь, встал в темных сенях перед дверью в горницу, толкнул её легонько.

— Есть кто?

Никого там не было, как и я думал.

Я вошел быстро, боясь быть застигнутым — это в своем-то доме! Сразу заглянул под кровать, порылся в ящиках древнего комода и отодвинул его от стены, поднял крышку сундука. Не знаю, что я искал. Записи? Чужие вещи? Обломки клыков и когтей?

— Что ты делаешь, Брюс?

Спокойный голос застал меня врасплох. Я подскочил, едва не обрушив прибитую к стене полку. Повернулся неловко, что-то бормоча, улыбнулся натужно — угол рта сразу задергался.

Нина холодно смотрела на меня, ждала ответа. В дверном проеме за её спиной маячили Степан и Вася.

— Ищу кое-какие вещи, — сказал я и вытащил из сундука первое, что попало под руку — моток капроновой бечевы. — Вот. Нашел наконец-то. А то забыл, куда положил.

— Ты боишься нас, Брюс? — спросила Нина.

Я взглянул на нее и засмеялся — но лучше бы я этого не делал.

— Почему ты нас боишься? — спросила она.

— Что за глупости? Ничего я не боюсь! Просто мне была нужна эта веревка. — Я вдруг разозлился. — А вы мне тут что, допрос решили устроить?! Вообще-то, это мой дом! Куда хочу, туда хожу. Если не нравится — выметайтесь! Мир большой, места всем хватит.

Они ступили в горницу, и я невольно попятился.

— Где она, Брюс? — спросила Нина. — Где ты её прячешь? Покажи, и мы уйдем.

— Что? — Я запаниковал. — Кого? О чем вы?

Они надвигались — лица у них оставались спокойные, ничего не выражающие, только глаза сделались как буравы.

— Уходите! — закричал я, бросаясь в сторону.

— Мы не враги тебе, Брюс. Ты помог нам. Мы поможем тебе. Где она?

— Кто?! — заорал я. — О ком вы говорите?!

— Женщина, — ответил мне Степан. — Твоя женщина.

Я бросился на них с кулаками. Они расступились, не пытаясь мне противостоять. Я ударил Степана в живот — он улыбнулся мне. Толкнул Васю — он не шелохнулся, а я будто в стенку ткнулся — и отскочил. Увидел, что дверь свободна, вылетел, задыхаясь, в темные сени — на мост. Роняя громыхающую утварь, кубарем ломанулся в свою часть избы — ввалился, схватил ружье, нож из стены выдернул, повернулся к порогу, ко всему готовый…

Они не пришли.

* * *

Эту ночь я не спал.

Сидел перед запертой дверью с ружьем на коленях, трясся немного, и всё думал, тупея с каждым часом, — кто же это такие, что им здесь надо и откуда они знают о Кате. В избе было тихо, только поднявшийся ветерок чуть подвывал в трубе, за стенами возились мыши, да внизу изредка, покряхтывая и посапывая, начинала ворочаться моя безумная пленница.

Под утро на дворе завопили недоенные и голодные козы. Пришлось вставать, идти к ним. На цыпочках прокрался я мимо двери в горницу. Мне показалось, что она не заперта, но проверить я не решился.

На улице мне стало чуть спокойней. Солнце уже поднималось, день обещал быть жарким и светлым. В далеком лесу куковала кукушка. В кустах у огорода щебетали порхающие пичуги — лесные синички и воробьи. На коньке крыши что-то долбила бесстрашная сойка. Я пугнул её — нечего крышу дырявить!

Из-за сарая, зевая, вышли мои верные приятели — Туз и его внук Полкаша. Спрыгнул с липы ночевавший здесь Мурзик, пошел к дому по росистой траве, высоко задирая лапы и смешно ими подергивая. С открытого двора выбрались куры, заквохтали, полезли в холодную пыль купаться. Задиристый петух взлетел на жердину, кукарекнул так, что кукушка заткнулась…

Я огляделся, чувствуя, как возвращается ко мне уверенность.

Нечего мне тут было бояться.

Тут всё принадлежало мне, всё мне подчинялось.

Я был здесь хозяин…

В пыльном окне горницы ало блеснул солнечный свет — будто кровь плеснула на стекло. Мои постояльцы видимо спали сейчас. Что ж, значит, пора их разбудить!

Я перехватил ружье и вернулся в дом. Настрой у меня был боевой, решительный. Сегодня я собирался получить ответы на все вопросы, и ничто не могло меня остановить. Я готовился к жесткому разговору, я был готов угрожать и реализовывать свои угрозы, если мои слова не воспримут всерьез. Мне была нужна правда…

Дверь горницы оказалась не заперта. Я распахнул её ударом ноги. Шагнул через порог.

— Поднимайтесь!

Я ждал чего угодно: холодного равнодушия, негодующих криков, яростной драки, бегства, мольбы…

Но ничего не произошло.

В горнице не было ни души.

* * *