Михаил Зощенко. Беспризорный гений

Евгений Замятин, глядя на своих питомцев, в сердцах заявил, что «серапионы сошли с рельс и скачут по шпалам». И в 1931 году уехал из России навсегда. Еще раньше, в 1923-м, уехал за границу лечиться Лунц. В 1924 году Никитин и Вс. Иванов переехали в Москву. Группа фактически распалась. И тем не менее – память о юношеской литературной дружбе сохранилась у них надолго. Понятие «серапион» для каждого из них многое значило, обозначало, может быть, самое лучшее, что было в их жизни, и они всегда, по возможности, старались действовать согласованно, друг другу помогать. И это длилось довольно долго. Впрочем, для каждого был свой «срок верности», свой, присущий только ему, «запас надежности».

Один из «серапионов», подававший тогда большие надежды Николай Никитин, вспоминал: «…там царствовало бескорыстие, там не было ни ненависти, ни зависти».

Федин, будущий советский классик и крупный начальник, заметил: «Всех нас изумительно связало наше братство и вправду сроднило».

Горький писал им: «Чувство дружбы так хорошо, крепко держало вас на земле и не дало погибнуть вам».

Самыми известными из «Серапионовых братьев» сделались Николай Тихонов, Всеволод Иванов, Вениамин Каверин, Константин Федин, Михаил Зощенко. Некоторые исследователи причисляют к «серапионам» и Виктора Шкловского, который активно участвовал в их жизни. И проследив судьбу каждого из них, увидим, как влияла на людей советская власть и как они влияли на нее.

Долгое время, как уже сказано, они держались дружно. Когда Лунц, серьезно больной, оказался за границей, все «серапионы» посылали ему нежные письма, и даже сдержанный Зощенко пишет, что сын его Валерка умеет говорить слово «Люнц» – «передай ему привет от «люнца», – отвечает растроганный Лунц.

Лунц, которого называют иногда идеологом «серапионов», умер рано, в двадцать три года, но «серапионы» старались помогать друг другу – хотя бы в память о «Люнце».

В 1927 году организовалось кооперативное «Издательство писателей в Ленинграде», при активном участии «серапионов», и один из них, Груздев, писал Горькому на Капри: «Издательство писателей в Ленинграде» объединило Федина, Зощенко, Слонимского, Тихонова…»

Многое их сплачивало, а что-то разъединяло.

Жизни всегда удается вбить клин. Стремление к успеху, к власти, материальному благополучию – все это постепенно разъедает дружбу, превращает друзей в соперников, порой и во врагов. А борьба даже за простое выживание была тогда очень жестокой… В тех же «Литературных записках» – очень интересная статья: о выделении пайков в зависимости от определенной «художественной квалификации»!

Кто и как будет определять твою «художественную квалификацию» – вот вопрос! Невольно хочется как-то «подсуетиться», высунуться, забежать вперед… Но пайковый вопрос разлучил их не сразу.

Жена Всеволода Иванова вспоминает:

«С «серапионами» были у Всеволода самые прочные и длительные дружеские связи, что стало для меня сразу очевидным. Груздевы устроили специальный «прием», на который Всеволод повез меня в 1929 году знакомиться со всеми «серапионами».

Каждый год «серапионы» отмечали «свой» день – 1 февраля. Став москвичом, Всеволод ездил в Ленинград «на дату». 30 ноября 1925 года Всеволод пишет Горькому: «В феврале будущего года, Алексей Максимович, исполняется пять лет Серапионов. Приезжайте в гости к первому февраля в Ленинград! Будет весело, мы собираемся каждый год и веселимся. В прошлом году было очень хорошо!»

О той встрече, когда «было очень хорошо», рассказывал мне не только Всеволод, но и Михал Михалыч <Зощенко>, который был инициатором розыгрыша Груздевых, в чьей квартире происходили серапионовские встречи. Чем-то отвлекши хозяев на кухню, расшалившиеся, как мальчишки, «серапионы» быстро перетащили и переставили в чинной груздевской квартире всю мебель и очень радовались изумлению и растерянности аккуратных Груздевых. В черновиках «Истории моих книг» Всеволод пишет: «…Я любил и люблю поныне «Серапионовых братьев». Мы были и учителями, и учениками друг у друга. Когда М. Горький познакомил меня с молодыми писателями «Серапионовыми братьями» из Дома искусств, я стал «серапионом» и принял шуточную кличку «брат алеут».

Илья Александрович Груздев рассказывал мне, как всех их поразил в первый свой приход к ним Всеволод, какое впечатление произвел прочитанный им рассказ, начинающийся так: «В Сибири пальма не водится…» Рассказывал Илья Александрович и о реакции Михал Михалыча. Уже на второй встрече он сказал: «Не валяй дурака, Всеволод, а скажи прямо, какой университет ты окончил. Это ведь только Веня Каверин, утомленный своим образованием, поддается на твои факирские фокусы».