Миклухо-Маклай

…Возвращение на мыс Айва было печальным. Еще находясь в пути, Миклухо-Маклай узнал, что его хижина разграблена. Охранять хижину он поручил некоему «капитану» с острова Мавара и радье Наматоте. Оба оказались изменниками. Воспользовавшись тем, что туземцы из бухты Бичару напали на спящих папуасов мыса Айва, «капитан» и радья занялись грабежом имущества ученого. Налетчики не щадили ни женщин, ни детей, ночевавших в хижине.

Миклухо-Маклай, кипя негодованием, направил урумбай к острову Мавара. Но разбойный «капитан» уже успел улизнуть.

…На волнах покачивалась шлюпка. В шлюпке сидел мальчик-папуас.

— Я вижу Ахмата! — воскликнул Маклай.

Это был Ахмат с южноамериканской обезьяной на плече. Когда его подняли на борт урумбая, он прижался лицом к груди Николая Николаевича.

— Я живой, я живой, — твердил Ахмат. — И ты живой! Я стрелял в радью Наматоте и в «капитана» Мавары. Они хотят убить тебя… Ты нашел моего отца и мать?

Ученый ничего не ответил. Может быть, родители Ахмата живут совсем на другом побережье? А возможно, их продали в рабство или убили…

Трудно глядеть в ясные вопрошающие глаза мальчика, которого негодяи, может быть с помощью того же «капитана» Мавары, разлучили с матерью.

Миклухо-Маклай поклялся изловить «капитана». Вскоре удалось напасть на его след. «Капитан» прятался в одной из пирог. И хотя побережье кишело папуасами, которые в любую минуту готовы были вступиться за «капитана», ученый бесстрашно подошел к пироге и крикнул:

— Капитан Мавары, выходи!

Не дождавшись ответа, он сорвал циновку, служившую крышей пироге. На дне пироги сидел «капитан» Мавары.

— Саламат, гуан! (Привет, господин!) — произнес он дрожащим голосом.

Схватив «капитана» за горло и приставив револьвер к его лицу, Миклухо-Маклай приказал папуасу Мойбирату принести веревку.

Когда «капитана» связали, ученый обратился к папуасам:

— Я беру этого человека, который грабил мои вещи, которого я оставил в Айве стеречь мою хижину и который расхитил все, что было в ней, и допустил, чтобы в моих комнатах убили женщин и детей. Возьмите его сейчас же на урумбай!

За «капитана» не вступился никто. Запрятав револьвер, ученый уже дружелюбно сказал:

— Я не сержусь на вас, а только на начальника, «капитана» Мавары и радью Наматоте. Вы же все можете получить табак, саго и другие подарки.

На острове Кильвару разбойный «капитан» был сдан голландским властям.

Гнев зрел в груди Маклая. Повсюду он натыкался на следы пиратских налетов банд султана Тидорского. Даже здесь, на Кильвару, к ученому каждый день приходили начальники окрестных районов с сообщениями об убийствах, кражах, насилиях.

Его дневник пестрит записями:

«2 февраля радья Румо-сол требовал пять человек на основании письма султана Тидорского (приходя каждый год, спрашивая дань с купеческих прау (лодок)…

Здешние жители (малайцы) нехорошо обходятся с папуасскими детьми, которых покупают и выменивают в Папуа-Ковиай. Положение их не лучше рабства…

…Отправился в хижину, где мои люди увидели маленького папуасенка под хижиною вместе с козами. Я вошел в хижину и увидел несчастное создание лет 2 или 3 с ужасно худыми ногами и руками. Мальчик при виде меня закричал и пополз. Нога были в ранах.

Я приказал позвать хозяина и от гнева весь дрожал, трудно было стоять на ногах. Я сделал очень строгий выговор капитану Кильтай и намерен довести до сведения генерал-губернатора и просить защиты этих несчастных от серамцев (малайцев).

Нельзя позволять вывозить маленьких детей, да еще без матери, из Новой Гвинеи!»

Маклай обмыл и перевязал раны ребенку. Еще не остыв от ярости, душившей его, он сел и тут же написал на имя генерал-губернатора Голландской Индии меморандум «О политическом и социальном положении папуасов берега Папуа-Ковиай». Он писал о бедствиях туземного населения, страдающего от постоянных набегов вооруженных банд местных «капитанов» и торговцев, о том, как малайские купцы понуждают горных папуасов красть береговых, а береговых — уводить в плен горных, а затем за бесценок скупают украденных людей:

«Из сказанного следует, что… хотя рабство в голландских колониях давно уничтожено официально, на бумаге, но торговля людьми совершается на деле в широких размерах…»

«Беззакония процветают беспрепятственно. Для меня было бы большим удовлетворением, если эти несколько строк смогут способствовать облегчению, хотя бы и в малой степени, несчастной участи этой страны и людей.

Я надеюсь, что это письмо не затеряется в архивах, а окажется полезным в настоящем деле».

Маклай поднял голос в защиту папуасов.

Но это не была наивная вера в силу слова. Он должен был восстать против «возмутительной торговли людьми» и восстал. Он ясно представлял себе, как генерал-губернатор Лаудон, прочитав меморандум, скажет резиденту:

— Этот «человек с Луны» начинает совать нос не в свои дела. Сейчас некогда заниматься подобными пустяками. Недурно было бы поскорее отделаться от этого русского агента. Очень уж его расхваливал адмирал Посьет. За каким дьяволом они лезут в наши владения?