Продолжая ассистировать Геккелю, Николай в то же время углубился в разработку двух больших проблем — морфологии и систематики губок и эволюции нервной системы животных, от древнейших рыб до млекопитающих. Летом 1868 года в «Йенском журнале медицины и естествознания» появилась его вторая публикация — статья «Материалы к познанию губок», в которой молодой автор рассказал о новом их виде, обнаруженном им в Арресифе
[152]. Открытие Николая прочно вошло в науку. Согласно принятой в настоящее время классификации известковых губок видВ июле 1868 года Николай завершил и принес в редакцию того же журнала свою третью статью — «К сравнительной анатомии мозга (Предварительное сообщение)»
[153]. В ней он не только использовал собственные полевые материалы по мозгу акул, но и подверг критическому анализу концепции ведущих сравнительных анатомов того времени, включая идеи петербургского академика К.М. Бэра. 22-летний исследователь смело выступил против наиболее распространенного тогда истолкования морфологического значения отделов мозга различных позвоночных. Влияние Геккеля проявилось в статье в том, что Николай воспринял его метод «мозгового штурма». Работа изобилует широкими теоретическими обобщениями и смелыми, порой скоропалительными гипотезами. Некоторые ведущие сравнительные анатомы, в том числе Гегенбаур и Бэр, вначале с симпатией отнеслись к новаторской высокоинтеллектуальной статье начинающего ученого, но ее основные положения — как о значении различных отделов мозга, так и его версия теории дифференциации — не удержались в науке.Между тем Эрнст Геккель решил опубликовать более популярное изложение своих идей, впервые сформулированных в 1866 году в трудночитаемом двухтомном труде «Общая морфология организмов». На протяжении зимнего семестра профессор прочитал в переполненной университетской аудитории расширенный курс лекций о дарвиновской теории. В январе 1868 года он сообщил Хаксли, что на лекциях регулярно присутствуют до двухсот человек, четверть из которых — теологи
[154]. По поручению Геккеля два студента стенографировали его лекции. Эти стенограммы были положены «йенским еретиком» в основу книги «Естественная история миротворения», опубликованной в Берлине осенью 1868 года. Книга неоднократно переиздавалась — с уточнениями и дополнениями — в Германии, была переведена на многие европейские языки и принесла автору поистине мировую известность. Как и предполагал Геккель, «Естественная история миротворения» привлекла внимание не только ученых разных специальностей, но и широкой публики, особенно молодежи.Всегда нуждаясь в деньгах, Миклухо-Маклай еще до выхода в свет первого немецкого издания книги Геккеля вознамерился перевести ее на русский язык и запросил своего школьного приятеля Василия Суфщинского, найдется ли в России издатель, готовый уплатить вознаграждение за перевод. Само письмо Николая не сохранилось, зато известен ответ, датированный 28 апреля 1868 года. Суфщинский сообщил, что издатель отыщется, и попросил прислать на пробу перевод одного из разделов книги
[155].В 1938 году, когда в нашей стране широко отмечали пятидесятилетие со дня смерти «белого папуаса», его племянница Серафима Михайловна передала в архив Географического общества реликвию, которая долгие годы хранилась в ее семье, — пробный перевод, присланный дядей из Иены. И вот перед нами 11 страниц, исписанных убористым, легкоузнаваемым почерком Миклухо-Маклая. Николай выбрал для перевода начало «Первого чтения» (первой главы) книги, где Геккель сформулировал основное содержание и значение дарвиновского учения и изложил свои мировоззренческие позиции. Приведем несколько отрывков из этого перевода.
«Истинное познание самых общих законов природы, высочайшее торжество человеческого ума должно не оставаться частною собственностью привилегированной ученой касты, но стать общим достоянием всего человечества. <…> Необходимо выводить происхождение человеческого рода сперва от обезьянообразных млекопитающих, а далее от низших позвоночных животных. <…> Естествознание считает материю вечною и неувядаемою. <…> Представление о нематериальной силе, творящей материю, будет членом веры, не имеющим ничего общего с человеческою наукою.