Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Ученый тяжело переживал крах своих замыслов. «В деле относительно Берега Маклая я потерпел почти полное фиаско, — писал он брату. — Подобным же фиаско заключился поднятый мною вопрос об основании русской колонии на островах Тихого океана. Хотя Государь был, кажется, не прочь, но гг. министры решили иначе и в конце концов одолели»[941]. Миклухо-Маклаю пришлось сообщить через газеты, что «основание русской колонии в Тихом океане пока состояться не может по обстоятельствам, от меня

совершенно не зависящим»[942]. Но не в его обычае было смиряться с неудачами. Как вспоминает В.И. Модестов, и после отрицательного решения «верховной власти» ученый «не переставал думать о том, чтобы отнять у Германии захваченный ею Берег Маклая, как и о том, чтобы вывести русскую колонию на один из островов Великого океана»[943]

. Однако к этому времени на ход событий стал все больше влиять новый грозный фактор — неуклонно прогрессирующая болезнь Миклухо-Маклая. Она сделала несбыточными его и без того зыбкие замыслы.

Говорят, что история не терпит сослагательного наклонения. Но представим, к чему мог привести колонизационный проект путешественника, если бы он был одобрен российскими властями.

В 1971 году, участвуя в экспедиции на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев», автор книги посетил атоллы, входящие в архипелаг Гилберта, в том числе Макин, который, вероятно, имел в виду Миклухо-Маклай. Островки, находящиеся на коралловом рифе, окаймляют здесь лагуну, которая имеет три прохода в открытое море и образует хорошую гавань даже для крупных судов. Перебираясь с островка на островок вброд или на каноэ с балансиром, члены экспедиции заметили, что не все эти клочки суши населены, но каждый из них принадлежал какому-нибудь клану; на незаселенных островках островитяне выращивали кокосовую пальму, панданус и хлебное дерево. Свободной, то есть неосвоенной территории не было, ощущалась острая нехватка плодородной земли.

Как могла разместиться на Макине или другом атолле русская переселенческая колония? Хорошо, если бы Миклухо-Маклай первоначально отправился туда на русском военном судне один и на месте осознал неосуществимость своего замысла. Результатом были бы новые насмешки врагов, тягостное недоумение друзей, потеря авторитета в правительственных кругах и разочарование тысяч потенциальных переселенцев в своем кумире. Но скорее Миклухо-Маклай взял бы с собой, как объявил еще в июне, десяток помощников — «энергичных людей», и тогда помимо его воли после ухода русского корабля дело могло бы дойти до столкновения с островитянами, которые уже обладали огнестрельным оружием, вымененным у европейских торговцев, то есть привести к кровавой трагедии. Назовем еще несколько возможных последствий этой авантюры: тропическая лихорадка и цинга у русских переселенцев, огромный нервный стресс как «последний звонок» для самого Миклухо-Маклая.

Как мог опытный путешественник добиваться создания русской переселенческой колонии в «группе островов М»? Сам он не посещал архипелаг Гилберта и соседние гроздья атоллов, но должен был представлять их специфику хотя бы из статей в немецких географических журналах. Так что дело не в его неосведомленности, а в роковом сплетении внешних факторов и особенностей его психического склада. Человек импульсивный, мечтатель, неспособный трезво просчитывать отдаленные последствия своих шагов, к тому же склонный полагаться на русское «авось», Николай Николаевич сам загнал себя в угол осенью 1886 года, когда выяснилась невозможность устройства переселенческой колонии на Берегу Маклая. Быстро ухудшающееся здоровье, лихорадочные усилия по спешной подготовке к печати своих экспедиционных дневников, хлопоты по устройству этнологической выставки и чтению публичных лекций… В его воспаленном мозгу возник проект, который мог стать непоправимым. Взвешенный консерватизм царских сановников, особенно членов Особого комитета, предотвратил эту авантюру. Вспоминается пословица: «Нет худа без добра».

Обострение загадочной болезни

Уже вскоре по приезде путешественника в Петербург журналисты обратили внимание на перемены, которые произошли в нем за четыре года, со времени его предыдущего посещения России. «Мы настолько были поражены его дряхлым внешним видом, что когда он приветливо вышел к нам, несколько секунд не могли опомниться, — сообщил в июне 1886 года в одной из московских газет литератор и врач Н.Н. Вакуловский. — Перед нами стоял <…> пожилой человек <…> крайне исхудалый, с желтизною кожи, морщинами, проседью в волосах и в кругло подстриженной бороде»[944]. Здоровье Миклухо-Маклая продолжало ухудшаться, но, поглощенный подготовкой к печати своих дневников, проведением выставки, чтением публичных лекций и, главное, хлопотами по колонизационному проекту, ученый превозмогал телесные страдания. Однако, когда в конце декабря стало известно, что проект Миклухо-Маклая окончательно отклонен царем, в нем словно что-то надломилось.