Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Вопрос о происхождении второй части фамилии до сих пор не может считаться решенным. В конце XIX — начале XX века докопаться до истины попытался Д.Н. Анучин. Он обратился за разъяснениями к секретарю РГО А.В. Григорьеву и барону Ф.Р. Остен-Сакену, который службу в Министерстве иностранных дел сочетал с активной деятельностью в РГО и, как мы увидим ниже, на протяжении двух десятилетий поддерживал тесные контакты с Миклухо-Маклаем. Григорьев отыскал «сведущее лицо» — библиотекаря РГО Ю.В. Бруннемана, который был гимназическим приятелем Николая, — и в 1898 году сообщил Анучину, что, по словам Бруннемана, будущий путешественник «и в гимназии <…> был известен под двойной фамилией»[140]. Теперь уже не только автор, но и читатели этой книги могут оценить обоснованность этого утверждения.

Остен-Сакен обратился к Г.Ф. Штендману, который сыграл серьезную, притом трагическую роль в истории семейства Миклух. В 1901 году Штендман пояснил, что «прибавка "Маклай" совершенно произвольная: сокращенное малороссийское Миколай (Николай), поставленное после фамилии священником в церковной книге»[141]

. Эта версия показалась мне сомнительной при первом же ознакомлении с ней. Но на всякий случай я обратился в 1982 году в архив Новгородской области с просьбой прислать копию записи о крещении Миклухо-Маклая. Ответ был неутешительный: метрические книги Шегринской церкви за 1846 год погибли в войну. Однако сравнительно недавно мне стало известно, что выписку из них перед началом Отечественной войны сделал племянник ученого Д.С. Миклухо-Маклай. В этой выписке, как и в свидетельстве, выданном в 1857 году Новгородской духовной консисторией по запросу Е.С. Миклухи, говорится о рождении и крещении Николая и его родителях[142]. Имени «Маклай», якобы поставленного священником после фамилии Миклуха, в этих документах нет да и не могло быть при строго соблюдавшейся формуле записи. Удивительно, что эту явную небылицу сообщил как непреложный факт не кто иной, как Штендман, известный историк-источниковед и публикатор архивных документов[143]

.

Новый всплеск интереса к происхождению второй части фамилии пришелся на послевоенные годы, когда резко возрос интерес к жизни и деятельности Миклухо-Маклая, развернулась подготовка пятитомного собрания его сочинений. Директор Боровичского краеведческого музея С.Н. Поршняков, который первым установил точное место рождения путешественника и собирал материалы о его жизненном пути, обратился к его племяннице Серафиме Михайловне (дочери его младшего брата) с просьбой прокомментировать легенду о шотландских корнях рода Миклух. Эта легенда иногда мелькала в прессе, особенно в Великобритании и ее колониях, еще при жизни ученого. 28 сентября 1948 года Поршняков получил такой ответ:

«Что же касается "шотландской легенды", то о ней я в детстве слышала. Не подтвержденная никакими официальными документами, "шотландская легенда" существовала в семье Николая Ильича (отца путешественника. — Д. Т.)

в таком виде: как известно, в польской армии, боровшейся с Богданом Хмельницким, были отряды наемной шотландской пехоты. Шотландец, по имени Микаэль Маклай, был тяжко ранен и попал в битве при Желтых Водах в плен к казакам. В те "варварские времена" к раненым пленникам относились снисходительно. Взявший его в плен казак вылечил Микаэля; у казака была единственная дочка; Микаэль принял православие, женился на дочери своего победителя и из Микаэля превратился в Миклуху. Этот рассказ я слышала неоднократно и от отца и от тетки, вдовы Сергея Николаевича. <…> Конечно, эта легенда не может быть популярной (намек на развернутую властями кампанию борьбы с космополитизмом, «преклонением перед иностранщиной» и т. п. — Д. Т.). <…> Я сообщаю об этом только лично вам, а не для распространения»[144]

.

Более «политкорректную» версию Серафима Михайловна изложила Н.А. Бутинову, готовившему биографический очерк для собрания сочинений ее дяди. «Слово "Маклай", по словам живущей ныне его внучатой (явная неточность. — Д. Т.) племянницы С.М. Миклухо-Маклай, — писал Бутинов, — происходит, возможно, от "Махлай" — фамилии, которую носил один из предков в разветвленном роде Миклухо»[145]. Эта версия допускает достаточно широкое толкование, а само слово «Махлай» заставляет предполагать скорее казацкий, малороссийский, но отнюдь не шотландский след. «Махлай» можно трактовать, например, как видоизмененную форму слова «малахай» (треух, шапка-ушанка).

Возможно, «шотландская легенда» родилась не в семейном кругу российских потомков инженер-капитана Миклухи, а была привнесена туда извне, из конгломерата легенд, преданий, анекдотов и других фольклорных текстов, возникавших по мере мифологизации образа «белого папуаса».