Люди молча расступались перед ней.
Уильям хотел броситься за дочерью, но Стоук остановил его.
— Я сам ее догоню.
Уильям видел, как могучее плечо Блэкстоуна раздвигало толпу. Хотя Ларк была по-прежнему в кольчуге, двигалась она на удивление быстро и намного обогнала Стоука. Когда он пересекал двор, она уже скрылась за бревенчатой конюшней.
«И почему я не открыл Ларк тайну ее рождения раньше? — подумал Уильям. — При других, более благоприятных обстоятельствах?»
Помоги ему, Боже! Всю свою жизнь Уильям, в сущности, только этого и боялся — лишиться обожающих, восторженных взглядов дочери. И вот что из всего этого вышло: он не сомневался, что с этого дня Ларк возненавидит его.
Размышления Уильяма были прерваны громкими стенаниями Элизабет. Она все еще лежала на сером булыжнике дворика и рыдала, закрыв лицо руками. Наклонившись, чтобы помочь жене подняться, Уильям почувствовал, что глаза у него тоже на мокром месте. Он очень надеялся, что после того, как решающее объяснение состоится, на его душу и на души его близких снизойдет благодатный покой. Однако Уильям опасался, что испытания только начинаются и худшее — впереди.
Ларк пряталась за стеной стойла. Она сидела на земле, прислонившись спиной к бревенчатому срубу, и, обнимая руками колени, смотрела прямо перед собой невидящим взором. Девушка была бледна и так несчастна, что у Стоука перехватило горло.
— Не подходи ко мне, — сказала она, даже не взглянув на него.
— Я пришел узнать, не могу ли чем-нибудь тебе помочь.
— Чем, интересно, ты мне поможешь? — отчужденно спросила она и посмотрела на мужа пустым, равнодушным взглядом. — Мне не нужны твои утешения. Прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и так уже причинил мне достаточно зла, принудив меня к браку и лишив тем самым единственной возможности обрести счастье — выйти замуж за Эвенела.
Молча выслушав ее обвинения, Стоук пошел прочь. Повернув за угол, он неожиданно наткнулся на старую Марту, которая со словами «милорд мой добрый» схватила его за руку.
— Прошу тебя, не сердись на Ларк! Сегодня она пережили потрясение, — взмолилась старуха, заглядывая в его потемневшее от гнева лицо.
— Это было ударом для всех, — бросил Стоук и прошел мимо.
Покачав головой, Марта свернула к конюшне. Горе Ларк обычно переживала в одиночестве. Однако, стоило старухе бросить на девушку взгляд, как она поняла, что случившееся — тяжкий удар судьбы для ее питомицы.
— Уходи, Марта. — Ларк откинула голову и уперлась затылком в бревенчатую стену, все так же уставившись в одну точку.
— Никуда я не уйду. — Марта подошла к девушке и погладила ее по голове.
Как только рука старухи коснулась ее волос, Ларк не выдержала: ее губы задрожали, а из глаз потоком хлынули слезы. Марта, гладя ее, приговаривала:
— Бедняжечка ты моя…
Ларк обхватила ноги Марты и зарылась лицом в ее юбки.
— Ах, Марта, ну почему отец не поговорил со мной раньше? Ведь все эти годы Элизабет мне просто житья не давала. В детстве я пыталась, как могла, ублажить ее, но у меня ничего не получалось. А все потому, что она ненавидела меня. Если бы знать, что я не ее дочь, тогда все можно было бы понять. Да, он с самого начала должен был мне сказать все. Ведь они вечно из-за меня ссорились. Ну почему никому из них не пришло в голову сказать мне правду?
Ларк сотрясалась от рыданий. Старуха хотела успокоить ее, но поняла, что слова не помогут и надо дать возможность Ларк выплакать свое горе.
Когда наконец рыдания прекратились, Марта вытерла лицо своей воспитанницы фартуком. Она проделывала это бессчетное число раз, когда Ларк была маленькой — правда, в те годы стирала с ее личика грязь, а не слезы.
— Никогда не прощу отцу! Почему он молчал?
— Знаешь, Ларк, если тебе не хватит мужества и благородства простить отца, значит, я дурно воспитала тебя. — Марта грозно нахмурилась. — И нечего на меня глазищами зыркать! Сэр Уильям не только твой отец, но и очень добрый человек. Он не хотел причинять тебе боль!
— Но ведь причинил же!
— Он тебя любил, и как любил! Больше всех своих детей. Даже больше сыновей, а ведь ты внебрачная дочь, не забывай об этом. Да, ты права, он должен был тебе рассказать, но не смог. Люди не железные, у всех есть свои слабости. А слабости надо прощать.
— Но ведь ты знала обо всем! Почему же не рассказала мне об этом?
— Не моего ума это дело.
— А Элизабет? Уж она-то не пожалела бы меня, если бы знала обо мне что-нибудь эдакое. Прямо так в лицо и залепила бы: ты, дескать, такая-то и такая-то! Так я по крайней мере раньше думала…
— Стыдно мне тебя слушать, девочка. Да как ты смеешь говорить подобное о хозяйке!
— А что такого? Ведь она не моя мать.
— Да, не леди Элизабет родила тебя на свет, но настоящей твоей матерью была именно она, а уж никак не та шлюха в красном. И не смей говорить мне, что я не права! — Марта покачала перед носом у Ларк морщинистым пальцем.
— Не так она со мной вела себя, не как мать.