Милая моя

И там матери, которые своих ребят до этого несли сами и не доверяли их, увидели, что здесь совсем опасно. И ребят переносили мы сами, в несколько приемов — одного ребенка, второго, третьего.

А эту машинистку, которая потеряла силы, пришлось тоже на себе перенести на «куриную грудку» — потом она несколько дней отсиживалась, приходила в себя.

В это время туда пришли наши передовые армейские части и уже устанавливали пулеметные гнезда: готовился второй эшелон обороны наших войск.

Ну, перевал был взят. Дальше довольно крутой спуск на юг. Весь снежный, переходящий в крутую тропу. А в это время разливаются горные ручьи. Но другого пути не было.

Так мы несколько раз поднимались с Северного Кавказа на Главный Кавказский хребет и спускались в Грузию, в Сванетию. Весь переход занимал почти сутки. Очень долго. Из-за того, что группа была немобильная.

Вот так мы перевели в несколько приемов 1500 человек. Весь этот переход прошел «безаварийно», никаких жертв не было. Даже старик с астмой — и тот прошел. И еще — помню: когда мы поднимались за очередной партией, дул ветер, встречный, сильный, — смотрим, двое идут в тумане. Оказалось, девчонка лет семи и старушка. Я спросил: «Сколько вам лет, бабушка?» Она говорит: «73 года». — «Ну как, идти-то трудно?» — «Да, трудно, — отвечает, — но у немца-то оставаться не хочется, надо идти».

Так с внучкой и прошла этот участок.

Нужно сказать, что я на этом походе лишний раз убедился в силе и мужестве наших людей. Страшно было. Но прошли. Знали: у немцев оставаться нельзя. Бросили все, что было, дом, понимаете, уют, все бросили.

Прошлым летом А. Сидоренко побывал в тех местах. Произошла волнующая встреча. К сожалению, словами трудно передать атмосферу этой встречи, те слезы благодарности, которые вдруг не сдержала бывшая работница Тырныаузского комбината Евдокия Ивановна ЛЫСЕНКО:

Двенадцатого августа нас направили в путь. Дали в руки альпинистскую палку, сына одного увязала в простынь, второго за ручку… а меньшому было год и четыре месяца. Температура у ребенка сорок была.

Шли мы тропинками, страшными, жуткими. Шли за альпинистами. Благодаря им прошли через страшные водопады, где не видать ни дна, ничего. Насилу прошли. Лед, трещины трещат, ломаются, а мы переходим. Только переступишь, ребенка перетянешь — расколется лед…

Потом стали лезть по канату, триста метров на вершину. Я ребенка одного в простыне, другого за ручку. А сама за веревку хватаюсь и тяну. И тут уже на вершине подхватывали солдаты детей и нас.

Мы сюда добрались, а потом спускаться начали. Ребенка вяжешь, второго сажаешь на себя и, как на санках, спускаешься вниз. И поехали. Ехали, не знаю, может, в пропасть, может, еще куда. Потом от нас альпинисты ушли, а мы с войсками остались. Но до этого речку переходили. Никак не можем нигде перейти. Альпинисты перелезли, и мы начали бросать детей через речку. Как ребенка возьмут бросать, так у матери сердце обрывается. Перебросали детей, потом сами стали переходить, все мамаши перешли…

Такова прелюдия подвига, который предстояло совершить Александру Сидоренко, Георгию Одноблюдову, Николаю Моренцу и семнадцати их товарищам.

Над Кавказом — знамя красное!

Из рассказа бывшего начальника группы, заслуженного мастера спорта, профессора МГУ Александра Михайловича ГУСЕВА:

…Откровенно говоря, мы давно ожидали этого приказа, так как знали, что егеря фашистского капитана Гротта, бывавшие на Эльбрусе до войны, установили 21 августа 1942 года два черно-красных знамени на вершинах Эльбруса. Геббельсовская пропаганда шумно разрекламировала это событие как чрезвычайный подвиг, допуская в словах и иллюстрациях явную фальсификацию. Утверждала, что вершины брались с боя, на снимках егери почему-то имели заснеженные рты и брови в сосульках (в августе-то!), да и само утверждение «покоренный Эльбрус венчает конец павшего Кавказа» являлось фактом скорее желанным, нежели действительным.

В резерве Закавказского фронта находилось немало альпинистов, просивших командование разрешить им восхождение на Эльбрус, чтобы сорвать немецкие флаги. Конечно, любой риск был бы оправдан, однако жертвовать людьми командование не могло, так как склоны и ущелья хорошо простреливались гитлеровцами с окружающих высот.

К началу февраля завершился разгром немцев на Кавказе, и тогда наши рапорты были удовлетворены: группа альпинистов из двадцати человек тремя отрядами двинулась в путь. Это было первое массовое восхождение на эту вершину в условиях военной зимы. Мы знали, что нас подстерегало: кроме меня и заслуженного мастера спорта Николая Гусака, зимой на Эльбрус никто не восходил, нам были неизвестны расположения минных полей, а что стоило самодельное альпинистское снаряжение?! Большой груз оружия, минимум питания, неясность обстановки…