Миланский черт

Фрау профессор Куммер принадлежала к старой гвардии постоянной клиентуры, как выражалась Барбара Петерс. Та проштудировала старую адресную книгу отеля на предмет ныне здравствующих бывших постояльцев и разослала потенциальным гостям приглашения. Было бы преувеличением сказать, что приглашенные со всех ног бросились в «Гамандер», но несколько лишних забронированных номеров оказались весьма кстати: Лютгерсы из Гамбурга, которые не были здесь с шестидесятых годов, Ланвэн, проводившая здесь когда-то летние каникулы со своими родителями, семейство Хойзерманнов, глава которого тоже бывал здесь в детстве.

И конечно же, фрау профессор Куммер. Ей, судя по всему, было уже под девяносто, точно установить ее возраст не представлялось возможным. Как и происхождение ее профессорского титула. Никаких данных на этот счет в книге учета гостей не было. Зато из этой книги следовало, что она уже тогда приезжала сюда в сопровождении некой фройляйн Зайферт, приблизительно того же возраста. Она и в этот раз составила компанию старухе и с покорностью бедной родственницы, которой, возможно, и была, сносила ее капризы, прихоти и откровенные издевательства.

Леа встала с кушетки, собрала свои вещи и ушла. Фрау профессор Куммер, похоже, и не собиралась покидать бассейн. Она стояла у очередной гидромассажной форсунки и косилась в сторону Сони. Вероятно, в надежде, что та опять попытается сунуть свой нос в ее кровообращение.

По лестнице спустился Мануэль.

— Как здесь тихо! Ты что, утопила детей?

— Да я уже была готова это сделать.

Мануэль сел на стул рядом с ней и с минуту помолчал.

— А ты сама никогда не хотела иметь детей? — спросил он неожиданно.

— Я?.. — растерялась Соня. — Нет. Вернее, хотела. Когда-то.

— И почему не завела?

— Нарушение проходимости.

— А что это такое?

— Тебе подробно описать это?

— А… — сообразил он.

Несколько минут они молча наблюдали за фрау Куммер, которая тем временем перебралась от последней гидромассажной форсунки к первой.

— И что, с этим ничего нельзя сделать? — спросил Мануэль через какое-то время.

— Все зависит от того, насколько это тебе нужно.

— А тебе это было не очень нужно?

Соня отрицательно покачала головой.

— Чем дальше, тем меньше.

— Понимаю. — Он кивнул головой в сторону старухи. — Сколько она уже сидит в воде?

— Ей давно уже пора вылезать. Но мне ее не выкурить из бассейна. Она только и ждет повода, чтобы поскандалить.

— Позови фрау Феликс. Ее она боится.

— Я тоже.

— Да брось ты. Она неплохая тетка.

— А ты знал, что она тут лечит одного ребенка с помощью войта-терапии?

— Да, она сама говорила. Она добилась у шефини разрешения продолжать здесь лечение своих частных пациентов.

— А она ей не говорила, что дети кричат у нее как резаные?

— Блииин!..

Мануэль бросился к термальному бассейну и прыгнул в воду. Соня побежала за ним. Фрау Куммер исчезла, видна была лишь ее красная шапочка. Мануэль схватил утопающую и держал так, чтобы ее голова была над водой.

— Фрау профессор! — крикнул он. — Вы меня слышите? Блин, надо делать искусственное дыхание!

Старуха открыла глаза и торжествующе оскалила свои искусственные зубы:

— Еще чего!

Стеклянная дверь отъехала в сторону, и вошла Барбара Петерс в сопровождении рыжего мужчины в сером комбинезоне. Его рука была обмотана салфеткой.

— Господин Вепф обжегся кислотой. Кто-нибудь знает, что надо делать в таких случаях?

Мануэль оставил фрау Куммер в бассейне и пошел за противоожоговой мазью.

— Кто-то отравил фикус кислотой, — сообщила Барбара Петерс.

— Серной кислотой, — уточнил Вепф. — Запах как от вытекшей жидкости аккумулятора.

беатрис накачалась ботоксом

и как выглядит?

еще противнее что у тебя нового?

у нас убили фикус

кого?

цветок в холле убили?

серной кислотой и кто это сделал?

представления не имею

какие-то они шизанутые твои горцы

есть немного

Ив Монтан за рулем ползущего по опасной горной дороге грузовика, битком набитого канистрами с нитроглицерином… Оболочка взорвавшейся Суперновы 1979С,[12] видимая в рентгеновском диапазоне, за последние двадцать пять лет совсем не остыла… Найдена еще одна искалеченная жертва маньяка-живодера…

Соня выключила телевизор и погасила свет. Было еще рано, и ей совсем не хотелось спать, но она боялась опять увидеть сучки. Они опять могли ожить.

Она лежала и слушала тишину. Позвякивание металлических прутьев клетки под коготками Паваротти, чьи-то шаги, поскрипывание полов, шорох листьев за окном, глухие удары церковного колокола, отбивающие одну четверть часа за другой.

Звуки опять стали зримыми. На экране перед ее глазами позвякивание прутьев складывалось в светло-желтые шарики. Шаги рассыпались серо-коричневыми кубиками с размытыми очертаниями. Шорох листьев оставлял на «экране» серебряные линии, прочерченные по диагонали невидимой дрожащей кистью. А удары колокола искажали все эти образы, как зыбкая поверхность воды искажает дно на мелководье.