Миланский вокзал

Колеса машины Рикардо снова были проколоты, хотя с некоторых пор, в целях предосторожности, он парковался в нескольких кварталах от дома и не оставлял машину на ближайшей парковке. Из-за этого Меццанотте был вынужден сесть в метро. С тех пор как на предыдущей неделе прокуратура завершила предварительное расследование и представила обвинительное заключение, угрозы и запугивания в его адрес участились: анонимные записки, телефонные звонки с угрозами посреди ночи, поцарапанные бока автомобиля и проколотые шины. Даже коврик у двери, и тот поджигали пару раз. Если целью злоумышленников было основательно истрепать ему нервы, у них это почти получилось. Дата предварительного слушания будет назначена со дня на день, и хотя прокурор Требески заверила Рикардо, что вызовет его на допрос только в случае крайней необходимости, он уже знал, что, так или иначе, ему придется давать показания в суде, перед всеми. Меццанотте предпочитал не думать об этом – при одной подобной мысли он чувствовал, как по телу расползается липкое, зловещее беспокойство.

– Пропустите, пропустите…

Перекинув через плечо сумку с формой, Рикардо прокладывал себе путь через толпу людей, уныло ползущих по металлическим ступеням наверх. Шрам на спине немного тянул под повязкой, но уже не болел, хотя швы сняли всего несколько дней назад. Он вышел на свежий воздух прямо у подножия надвигающейся массы станции, когда-то белой, но теперь обшарпанной, испачканной отравленным выхлопными газами и копотью воздухом. Строгий и торжественный фасад колоссального здания, расположенного на полпути между собором и римскими банями, доминировал над площадью Дука д’Аоста. Справа от него возвышался небоскреб «Пирелли», на который годом ранее упал небольшой туристический самолет, на несколько часов погрузив город в кошмар 11 сентября; слева был вход на улицу Витрувио с ее блошиными однозвездочными отелями, которые часто посещали проститутки и сомнительные типы, а напротив, в конце портиков улицы Витторе Пизани, была площадь Республики, окруженная зданиями 1950–1980-х годов.

Тридцатые и небоскребы…

Центральный вокзал был открыт в 1931 году, в разгар фашизма, но дата представления первого проекта относится к далекому 1912 году. Его архитектор Улиссе Стаккини назвал Центральный вокзал «собором движения». Перегруженный украшениями и орнаментами, он не имел четко очерченной архитектурной структуры – вероятно, из-за долгой и беспокойной истории его строительства. Ар-нуво, ар-деко, неоклассицизм, рационализм и викторианский стиль были нагромождены друг на друга в беспорядке, граничащем с китчем. В городе этот эклектичный и помпезно-монументальный коктейль иронично называли «ассирийско-миланским». Ясно дело, Центральный вокзал сложно было назвать красивым – скорее он был уникальным в своем роде. И прежде всего большим. Отвратительно, запредельно большим.

Во внушительной центральной части, на куполах которой возвышались два огромных крылатых каменных коня с конюхами рядом, три высоких квадратных портала с колоннами выходили на Галерею делле Карроцце, своего рода грандиозную крытую улицу, где движение становилось более оживленным. Пройдя через портал в центре, Меццанотте двинулся по широкому и многолюдному пешеходному тротуару, который отделял сторону галереи, отведенную для такси, от стороны, где было разрешено движение частных автомобилей, проскальзывая между попрошайками и африканскими и китайскими торговцами. Уголком глаза он заметил небольшую группу людей в грязной, потрепанной одежде, которые оживленно спорили, передавая друг другу упаковку дешевого вина, наполовину скрытые за машинами, припаркованными у основания одной из колонн западного крыла галереи. Было непонятно, шутят они или спорят, но Меццанотте хорошо знал, что, когда дело касается алкоголиков, которые обычно ночуют на станции, одно легко перетекает в другое. Среди них была Амелия, пожилая бродяга, прожившая на вокзале несколько лет. Рикардо знал ее как свои пять пальцев. Лохматая и костлявая, с косматым пучком седых волос, она везла свои пожитки в шаткой тележке, с которой никогда не расставалась. Хотя на первый взгляд Амелия могла показаться хрупкой старушкой, она была совсем не беспомощной: злой как змея и ужасно мстительной. Поэтому следовало дважды подумать, прежде чем сделать что-то, что может ей не понравиться. Но у нее была слабость – она сходила с ума от шоколадных конфет, и именно на этом Меццанотте ее и подловил, использовав сладкий шорох оберток «Бачи Перуджина» и «Ферреро Роше», чтобы завоевать ее доверие и завербовать в информаторы.