Миланский вокзал

«Может ли это быть моей судьбой?» – спрашивала себя Лаура, видя, как на глазах исчезает всякая надежда наконец начать нормальную жизнь, и снова ощущая отчаянное одиночество. У нее не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Об отце и матери не шло и речи – они не задумываясь отправили бы ее в какую-нибудь суперклинику для богатых, в одно из тех мест, где ты знаешь, когда войдешь, но не знаешь, когда выйдешь, и уж тем более каким выйдешь. Лаура уже видела, как это происходит. Психические расстройства не были редкостью среди отпрысков миланской аристократии. Деньги защищают от многих вещей, но не от себя самого и твоих слабостей. Напротив, зачастую они еще больше ломают мозги. Девушка вспомнила одного из своих школьных одноклассников, Парини, который был помещен в одну швейцарскую клинику с тяжелой формой депрессии. Вернувшись в класс после шести месяцев электрошоковой терапии, он был тенью самого себя, похожим на зомби, послушным и покорным… Нет, к родителям нужно обращаться лишь в самом крайнем и безвыходном случае.

Что касается Кардо, то его мысли сейчас явно в другом месте. Накануне, на вокзале, когда он оставил ее, чтобы принять звонок, Лаура услышала женское имя. У него есть еще одна девушка? Возможно ли, что Лаура так откровенно не поняла его намерения и чувства? И то, что произошло между ними, ничего особенного для него не значило? Что она была лишь одной из многих?

* * *

Что лучше – горькая правда или вообще никакой правды? Меццанотте всегда считал, что знает ответ на этот вопрос. Теперь он уже не был в этом уверен. Он успокаивал себя тем, что любой ценой восстановит справедливость в отношении своего отца, но никогда не задумывался о том, что за это потребуется заплатить настолько высокую цену.

В деле о смерти его отца всегда существовал один неотвеченный вопрос – и у Рикардо, и у других, – но никто не решался задать его вслух. Трудно было объяснить, как комиссар Меццанотте мог попасть в такую ловушку. Человек с его опытом никогда не пошел бы в заброшенный сарай, где его тогда убили, не приняв надлежащих мер предосторожности. Если только тот, кто вызвал его туда, не был его хорошим знакомым, кому он доверял. Например, полицейским – что объяснило бы и умение заметать следы, и знание следственных методов и процедур, и абсолютную сдержанность, с которой комиссар вел свое расследование: если он подозревал коллегу, то должен был быть полностью уверен, прежде чем обвинить его публично. Но не было ни малейших оснований для того, чтобы озвучить эти подозрения.

До сегодняшнего дня.

Услышав имя из уст молодого архивариуса, Меццанотте еще какое-то время надеялся, что это не более чем странное совпадение. Но быстрой проверки в ЗАГСе оказалось достаточно, чтобы подтвердить, что это не так. Сообщника Тито Кастрилло звали Гвидо Фабиани, и то, что он носил эту знакомую фамилию, не было случайностью. Драго был дедушкой Ванессы Фабиани, жены Томмазо Карадонны.

Если Меццанотте и подозревал, что убийца его отца служил в полиции, но чего он никогда не предполагал даже отдаленно, так это того, что он мог быть так близок к нему. Возможность того, что Карадонна имеет отношение к убийству, была неправдоподобной и шокирующей. Господи, да он же был одним из «трех мушкетеров»! Он, Дарио Вентури и Альберто Меццанотте были скорее братьями, чем просто друзьями. Они ежедневно без всяких сомнений отдавали свои жизни в руки друг друга и неоднократно спасали друг другу жизнь. Они делились всем – радостями и горестями, успехами и неудачами, как на работе, так и вне ее. Сам Рикардо считал Карадонну одним из членов своей семьи, кем-то между дядей и старшим братом. Он любил этого человека. И во время похорон отца все время стоял рядом с ним, поддерживая его…

Инспектор не мог в это поверить. Просто не мог. Все внутри него восставало при мысли о том, что Томмазо может быть повинен в таком ужасном и мерзком предательстве. Искушение напиться до состояния комы было непреодолимым – к счастью для Рикардо, в доме больше не было ни капли алкоголя.