Миледи и притворщик (СИ)

– Любви. Ты сам сказал, что она под запретом. А это ненормально. Ты пытаешься убедить меня, что румелатское общество построено на справедливости и живёт в полной гармонии, но никакой гармонии в душе человека без свободного проявления своих чувств быть не может. Нельзя запрещать грустить, ненавидеть, любить…

– А никто и не запрещает, – неожиданно заявил Сеюм. – Помнишь те два обоза, что ехали к границе со Старым Сарпалем?

– Помню. Это были беженцы.

– Это были те самые влюблённые дураки, о которых ты так переживаешь. Наверняка покинули ближайший город. Там ещё есть обычай приводить мужа в дом, чтобы жить с ним.

– Приводить мужа? То есть, это мужчина должен покинуть свой род, чтобы войти в род жены?

– Да. Иначе никакой жены ему в жизни не видать. Нет таких глупышек, кто бы покинул свою мать и бабушку, чтобы уйти жить в дом мужа, где ею будут помыкать его сёстры и мать.

– А если им будут помыкать её родственники, это нормально?

– Он – мужчина, он должен быть сильным, чтобы выстоять и не сломаться.

Вот это да, неожиданный ответ. Хотя, что я хотела услышать от оскоплённого монаха – он ведь рассуждает о перипетиях любовных и семейных отношений с позиции стороннего наблюдателя.

– Значит, среди тех беженцев сильных мужчин не было, – заключила я. – Проиграв битву с тёщами, они просто взяли своих жён и детей и решили податься в те края, где не нужно жить в большой семье, зато можно создать свою отдельную.

– Нет, всё не так. Те мужчины просто не выдавили из себя пережитки прежних времён и всё ещё пытались командовать своими жёнами, колотить их за любую провинность и отбирать у них заработанные деньги. А когда семьи встали на защиту своих дочерей и пригрозили мужьям карами, те просто взяли своих жён и детей и увезли их на восток, чтобы начать новую жизнь в сатрапии, где распускать руки и грабить жену не возбраняется.

Ну-ну. И это мне рассказывает человек, который убил свою родную сестру ради наследства. Впрочем, у него была уйма времени, чтобы в этом раскаяться, многое в своей жизни переосмыслить и вдобавок проникнуться идеологией камалисток – этих верных защитниц женщин и противниц мужчин.

– Всё равно не понимаю, – призналась я. – Если те мужья били своих жён, то зачем последние согласились с ними бежать? Да ещё с детьми. Они должны были остаться со своими большими семьями, чтобы получить защиту рода и уберечь детей от распоясавшихся тиранов. Почему они этого не сделали?

– Потому что всему виной любовь, за которую ты так ратуешь. Только влюблённая женщина будет терпеть тычки и ругань в надежде, что её возлюбленный извинится и исправится. А он охотно извинится и даже признается в пылкой любви, чтобы усыпить бдительность, подпитать влюблённость, а потом снова ругать и бить такую послушную и глупую жену. Вот что, на самом деле творит с людьми любовь – она лишает их здравого смысла, она делает их слабыми и беспомощными перед теми, кого они имеют несчастье любить. Любовь рушит семьи, любовь делает несчастными очень многих людей, и даже самих влюблённых. Любовь – это зло, разрушительная сила и погибель для каждого, кто впустит её в своё сердце.

– Да? – усмехнулась я и добавила, – А я думала, что это самое прекрасное, что могло случиться со мной. Я думала, что любовь может свернуть горы, спасти жизнь и наполнить её подлинным смыслом. Без любви можно прожить. Вот только зачем?

– Ты такая же влюблённая дура, как те тетёхи, что сидели в обозе и боялись поднять глаза. Когда-нибудь ты станешь такой же, как они.

– Не бойся, не стану. В бесчувственную румелатку я всё равно не превращусь. Даже не верится… – обвела я взглядом комнату, где уже половина домочадцев устроилась на своих лежанках, а вторая только готовилась отходить ко сну. – Неужели здесь никто не способен на глубокие чувства?

– В деревне живут простые люди. Они много работают и им некогда думать о таких вещах. А вот в городах ещё есть те, кто готов сбежать в Старый Сарпаль, лишь бы забыть о долге перед родом.

На этом Сеюм замолчал, а после откинулся на циновку и закрыл глаза, явно давая понять, что устал от разговоров со мной. У меня же наша беседа оставила тяжёлый осадок на душе. Мне-то после историй Стиана казалось, что в Румелате царица Алилата дерзнула создать новое общество, более справедливое и милостивое к женщинам. Сейчас я вижу, что со справедливостью и равноправием в здешней деревне всё действительно в порядке – такого распределения прав и обязанностей я даже в Авиле не замечала. Вот только слишком велика цена такого равноправия – в погоне за ним царица Алилата лишила румелатцев простых человеческих радостей, оставив им лишь краткие случки в лесу на мятом пледе.

Кстати, а почему Стиан так долго не возвращается в дом? Не утащила ли его какая-нибудь здешняя красотка в лес, пока он ходил за водой? Знаю я этих одиноких девиц, они всегда к нему липнут и уговаривают сделать им ребёнка. Бессовестные развратницы …

Я почти успела уверить себя, что случилось непоправимое, едва не вскочила на ноги, чтобы выбежать на улицу и отправиться на поиски, но тут в дом вернулся Стиан с лоханью воды.