– Нет, что ты, я не могу так часто путешествовать. Для этого нужны деньги, а чтобы были деньги, надо много трудиться. Я тут со своим дядей, мы привезли сушёные абрикосы из нашего сада, чтобы продать их.
– Везли из Фарияза сюда? Не далековато ли?
– В самый раз. Раньше сахирдинцы покупали сухофрукты из ормильских садов, а теперь здешний сатрап запретил ормильцам торговать в Сахирдине. А старосарпальцам – нет. Вот мы и подумали с дядей, какая удача, будет, где продать излишки. Нам ещё восемнадцать мешков кураги надо развести по Сахирдину.
– До южной оконечности сатрапии хватит? – спросила я, в тайне надеясь на положительный ответ, но прогадала.
– Вряд ли. Как караван зайдёт в Лилиафур, десять мешков сметут на рынке ещё до полудня. Думаю, мешков восемь мы ещё довезём до Барагуты, а там продадим лишних верблюдов и поедем с дядей обратно домой.
– Да? И как долго ехать до Барагуты?
– Дня три, не больше.
– Ясно, всего три дня.
Вот и замолкла песнь моего сердца. Как же так? Неужели мы с Шанти встретились только для того, чтобы вскоре расстаться? Пусть мы и будем ехать в одном караване, но в разных концах. У нас даже времени пересечься и поболтать не останется. Он будет пропадать на рынке, я буду занята съёмками. Как жаль. Вроде мы снова вместе, рядом, но на деле всё равно врозь…
– Пошли, Эми, – вырвал меня из раздумий Леон, – шатёр уже поставили. Самое время отдохнуть, пока жара не разыгралась.
– Да… – нехотя согласилась я и почти последовала за Леоном, но обернулась к Шанти, чтобы сказать, – ещё увидимся, правда?
– Думаю, твой муж не будет этому рад, – смущённо улыбнулся он.
Ах вот оно что. Я-то думала, чего Леон так взбеленился, а он попросту обозначал перед Шанти свои права на меня. Отчего-то раньше я за ним собственнических замашек не замечала.
– И всё равно я приду на рынок Лалифура, чтобы купить у тебя кураги, – пообещала я.
– Хорошо, – снова улыбнулся Шанти, – я отложу для тебя большой кулёк отборных плодов.
– Отложи. А я приду и проверю.
– Как скажешь, златовласая госпожа.
Златовласая госпожа… а ведь так он назвал меня в самый первый день, когда мы встретились. Никогда этого не забуду.
Настало время нам разойтись в разные стороны. Шанти вместе с Гро побрели вдоль шеренги дремлющих верблюдов в конец каравана, а мы с Леоном направились к грязно-серому шатру.
Леон…и почему в тот день, когда я пришла к нему в ангар, я не испытала и десятой доли того, что испытываю сейчас к мужчине, с которым меня никогда не связывали долгие месяцы близких отношений? С Шанти всё не так, с Шанти всё иначе. Почему? Ведь рядом со мной мужчина, которого я любила и, наверное, до сих пор люблю. Или любовь умерла и не воскресла, а я попросту обманываю и себя, и Леона? Как же тяжело всё это понять и разобраться в собственных чувствах. Лучше и вправду идти спать и набираться сил, чтобы к вечеру быть готовой продолжить путь к Лалифуру. У меня на этот городок большие планы. Особенно на рынок. Что-то подсказывает мне, что снимки оттуда получатся крайне интересными.
Глава 12
Никогда бы не подумала, что даже шатёр в Сахирдине должен быть разделён на мужскую и женскую половины. А так оно и оказалось. Стоило нам войти под просторные своды тёмного полотнища, как Иризи встрепенулась, подхватила медный поднос с ужином и понесла его к занавеси, чтобы передать одному из стражей, попутно зазывая Леона идти вслед за ним.
– Чего она лопочет? – спросил он меня.
– Говорит, чтобы шёл на свою половину пить чай с мясными пирожками.
– А ты?
Я глянула на второй такой же поднос, что остался лежать на застеленной ковром земле возле сундуков и поняла:
– А у меня тут свой банкет.
Так мы и ужинали на разных половинах: я вместе с Иризи, а Леон в компании двух стражей, пока четверо их товарищей охраняли шатёр снаружи, прячась под самодельными навесами.
Время от времени я слышала, как на мужской половине глава стражей по имени Чензир начинает втолковывать Леону, как надо правильно держаться в верблюжьем седле, куда завтра направится караван, сколько погонщиков идет впереди и сколько верблюдов позади.
– Эми, чего он хочет? – постоянно раздавался по ту сторону занавеса один и тот же вопрос, а я в который раз переводила слова Чензира и уже начинала закипать от постоянных дёрганий и вопросов. – Эми, а сейчас он что сказал?
– Слушай, – не выдержала и гаркнула я, – дай уже спокойно поесть. Вечером поговорите.
– Ладно-ладно, не сердись, – перешёл он на примирительный тон и больше меня не беспокоил.
После ужина Иризи занялась чисткой посуды, а потом вернулась в шатёр, чтобы заняться моей спиной.
– Как странно, – озадаченно вздохнула она, стоило мне стянуть с себя рубаху. – Я слышала, твой муж отвёл тебя в комнату послушания, чтобы наказать за вольные речи. Где же следы от хлыста на твоей спине?
– Какие ещё следы? Нет, Иризи, законопослушные аконийцы хлыстами своих жён не бьют.
– И твой муж тоже? – словно не веря, переспросила она.
– Если мой муж вздумает меня ударить, – сквозь наваливающуюся дрёму, сказала я, – то сам схлопочет от меня и тумаков, и назиданий для прояснения ума.