– Главное, что это обязательно произойдёт.
– Да, рано или поздно.
– Лучше бы пораньше.
Одна лишь мысль, что мы задержимся в Сарпале до дня родов, приводила меня в ужас. Шесть долгих дней я только и спрашивала Стиана, когда же Киниф или даже сам будущий царь Муаз-адж Фершид наконец придут за нами, но никто кроме слуг в наших покоях не появлялся.
И вот долгожданный день настал: стражи, носильщики и прислужницы ворвались в наши покои, чтобы похватать наши вещи и выпроводить нас из дворца навстречу снаряжённому каравану для будущего царя и его свиты.
Муаз-адж Фершид оказался полноватым и приземистым типом лет сорока с крайне надменным выражением лица. Вокруг него кружило с десяток богато одетых мужчин, видимо, советников и будущих министров, и Киниф был в их числе. Были здесь и слуги, что грузили на верблюдов короба с посудой и снедью, и прислужницы, приставленные к трём жёнам Муаза, которых он решил взять с собой. Число же стражей не поддавалось подсчёту, и я невольно задумалась: а доедут ли все эти люди до Запретного острова, или же нам предстоит настолько трудный и опасный путь, что запас стражей не будет лишним? Например, в Джандере, где кругом рыщут вооружённые разбойники, которые могут нас ограбить и убить. Или в Море Погибели, где любую из лодок может затереть кусками пемзы и утянуть на дно обмотавшимися о борт водорослями. О боги, кажется, я погорячилась, когда решила во что бы то ни стало покинуть дворец Нигошей до дня родов.
Долгими ночами мы неустанно ехали на юго-запад через уже знакомые моему глазу пейзажи. Каменная пустошь с чёрными валунами, рощи гигантских сталагмитов уже не вызывали удивления и желания взяться за камеру и начать съёмку на рассвете. А вот высокие остроконечные горы с зацепившимися за верхушки облачками привлекли моё внимание.
– Это вулканы? – спросила я Стиана, пока стражи и прислужницы устанавливали шатры и обустраивали наш временный лагерь.
– Да, они.
– А облака на вершине…
– Пепел. Это выброс пепла.
Да, кажется, не только разбойников и моря нам стоит опасаться…
– Это значит, – с опаской спросила я, – что скоро начнётся землетрясение?
– Это вряд ли. Хотя, всё может быть. Это же Сахирдин.
Его слова ничуть меня не успокоили, даже наоборот.
Пока стражи накрывали остов шатра полотнищем, я отошла в сторону от лагеря и расчехлила камеру, чтобы заснять угрожающего вида облако над бурлящим вулканом, как вдруг услышала окрик позади:
– Взять её! Женщина вздумала бежать! Немедленно приведите её обратно!
Я обернулась и увидела бегущих ко мне стражей, а ещё стоящего поодаль Муаза, этого вечно ухмыляющегося при виде меня типа. Его приспешники окружили меня и, едва не сломав камеру, схватили меня под руки и отвели обратно к лагерю, где меня ждала порция нравоучений от будущего царя:
– Ты очень глупая, раз думаешь, что сможешь сбежать и продержаться в пустыне хотя бы час.
– А ты, – глядя на него сверху вниз, выпалила я, – не очень умён, раз решил, что я вообще куда-то собралась бежать.
– Что?! – взревел Муаз. – Мерзкая блудница, я научу тебя, как разговаривать с наследником рода Фершид!
Тут в его глазах вспыхнули искры ярости, и он замахнулся, метя открытой ладонью мне в лицо. Я едва успела закрыться руками, как вдруг почувствовала толчок – это Стиан ухватил меня за локоть и резким движением вытащил из-под удара.
– Прости её, господин, – примирительно заговорил он, – моя жена воспитана в других традициях и не всегда понимает, как говорить с уважаемыми людьми.
Муаз заскрипел зубами, стоило Стиану загородить меня и укрыть от его гнева. Только слова про уважаемого человека немного смягчили его, и он процедил:
– Научи свою переходящую наложницу хорошим манерам, а то я прикажу укоротить ей язык.
– У нас был уговор, – твёрдо заявил Стиан, – никто не причинит вреда Эмеран и ребёнку.
– Вреда? – усмехнулся Муаз. – А никто и не собирается ей вредить. Родить ребёнка женщина может и без языка.
Тут остатки моего собственного гнева вмиг улетучились, и на смену ему пришёл страх. Что я творю? Зачем устроила скандал из-за камеры? Как у меня вообще повернулся язык назвать дураком человека, от которого зависят наши со Стианом жизни? И жизнь нашего сына тоже.
– Прости, я сама не знаю, что на меня нашло, – шепнула я Стиану, когда он стал уводить меня в сторону шатров. – Умом понимаю, что, – тут я на всякий случай перешла на аконийский, – что этот безмозглый идиот не чета Кинифу, во Флесмере он никогда не бывал и фотокамеры не видел. Но каким же придурком надо быть, чтобы решить, будто я собираюсь бежать через пустыню.
Стиан внимательно выслушал меня, усмехнулся и сказал по-сарпальски:
– Ничего, это скоро пройдёт.
– Да? И когда же?
– К концу беременности, я полагаю.
Проклятье, как же я не догадалась раньше. Сначала токсикоз, теперь вот перепады настроения и вспышки агрессии на ровном месте. Неужели из-за гормонального шторма мне суждено стать настоящей мегерой?
– Что мне теперь делать? – не на шутку разволновалась я. – А если я снова сорвусь и наговорю кому-то гадостей? Особенно тому, кому их точно не следует говорить.