Миля над землей

Три дня пытки. Три дня звонков и сообщений без ответа. Три дня размышлений о том, как я испортил лучшее, что когда-либо со мной случалось. Три дня вопросов к себе, почему я не смог поверить, что она любит меня так, как она говорит. Три дня я жалел, что был настолько связан своим прошлым, что не смог принять то, что она предлагала, а ведь это все, что мне нужно.

Но моей самой постоянной мыслью за последние три дня было: «Как, черт возьми, я заставлю “Сиэтл” подписать со мной контракт, если у меня даже нет агента?»

Я не хочу уезжать из Чикаго. Не хочу оставлять Мэддисона и Логан, моих племянницу и племянника. Я всего в двух часах езды от дома моего отца, а моя сестра в нескольких минутах полета отсюда.

Но я не могу потерять Стиви. Возможно, я не понимаю своих проблем с доверием или своего страха перед любовью, но одно я знаю наверняка – я не могу ее потерять.

Прямо сейчас я вне себя от отчаяния, мне нужно увидеть ее, нужно поговорить с ней, нужно исцелиться. Нужно ощутить что-то еще, кроме огромной сосущей дыры у меня в груди, которую может заполнить только она, но я не знаю, как это исправить.

Даже в два часа ночи болельщики выстраиваются в очередь у ворот аэропорта, желая поприветствовать нас после возвращения домой с двумя выездными победами, и нам нужно одержать всего лишь еще две, чтобы выиграть Кубок. Крики и одобрительные возгласы эхом разносятся от восторженной толпы, вырядившейся в красное, черное и белое. Они ждут, чтобы хоть мельком увидеть, как мы выходим из самолета в Чикаго.

Но мне все равно. Конечно, я благодарен им за поддержку, и я в восторге от того, что мы пока лидируем в этой серии, но единственная причина, по которой я играю так же хорошо, как раньше, заключается в том, что мне нужно совершить чудо и каким-то образом получить возможность выбирать, где я окажусь в следующем сезоне.

– Зи, подожди! – кричит Мэддисон, который, выполняя обязанности капитана, машет толпе, благодаря их за то, что пришли. – Я подвезу тебя.

– Ну, поторопись. Мне нужно ехать.

Я бросаю свой чемодан в кузов его грузовика и запрыгиваю внутрь.

– Ты не поедешь к ней прямо сейчас. Сейчас, мать твою, два часа ночи.

– Поеду. Мне нужно ее увидеть. Если она решила переехать на другой конец страны, тогда ладно. Отлично. Но мне нужно, чтобы она сказала мне это в лицо.

– Что, если она действительно хочет уехать? – Мэддисон выезжает с частной парковки, направляясь домой.

– Не хочет. – Я неверяще мотаю головой, смотря в пассажирское окно. – Она ни за что на свете не захочет оставить брата или приют. Это все я виноват. Она не хочет уезжать. Она просто хочет сбежать от меня.

Мэддисон едва успевает припарковаться, как я выскакиваю из его грузовика и вбегаю в здание. Я, конечно, не пользуюсь его лифтом, потому что не собираюсь подниматься к нему в квартиру. Остановившись несколькими этажами ниже пентхауса, я быстро стучу в дверь Стиви.

Она не отвечает, но уже больше двух ночи, так что ничего удивительного. Я звоню. Нет ответа. Отправляю эсэмэску. Нет ответа. Она возненавидит меня, но мне нужно ее увидеть. Когда мы вылетели из Чикаго, я отсчитывал минуты, когда узнал, что ее нет на борту.

Я продолжаю сдержанно стучать, стараясь не колотить по деревянной двери, но, черт возьми, это такое искушение.

– Уходи, – слышу я с другой стороны, но это не голос Стиви.

– Райан, открой дверь.

– Да пошел ты.

Ладно, я это заслужил.

Я не ухожу. Остаюсь стоять, ожидая, позволяя ему смотреть на меня в глазок, пока наконец он не приоткрывает дверь.

– Зандерс, пошел ты. Иди домой.

– Пожалуйста, просто дай мне увидеть ее, – отчаянно умоляю я.

– Ее здесь нет. – Он пытается закрыть передо мной дверь, но я подставляю руку, чтобы не дать ей закрыться полностью.

Я сверлю его глазами, выпрашивая хоть какую-то информацию. Райан, должно быть, сочувствует мне или что-то в этом роде, потому что он окидывает меня беглым взглядом, смиренно вздыхает и открывает дверь.

– Она еще в Сиэтле.

До сих пор? Прошло несколько дней.

– Когда она вернется?

– Не знаю. Через пару дней, но это больше не твоя забота.

– Не-е, моя! – я говорю слишком громко для этого раннего часа. – Это я во всем виноват.

– Что ж, по крайней мере, в этом ты прав. Я иду спать, так что можешь идти.

Я снова загораживаю дверь рукой.

– Что я могу сделать, чтобы это исправить? Я знаю, ты не больше меня хочешь, чтобы она переезжала туда, поэтому, пожалуйста, Райан. Что, черт возьми, мне сделать?

Он молчит, меряя меня взглядом с ног до головы, вероятно, размышляя, стоит ли добровольно помогать человеку, который разбил сердце его сестры. Но наконец его плечи опускаются, он сдается.