Милиция плачет

Провинциальная наивность умиляла — каждое высказывание по предполагаемому пути развития сюжета в последней серии фильма заслуживало отдельных публикаций в приложении к книге «Двенадцать стульев» под обобщающим названием «Простота — хуже воровства».

Нам удалось пристроиться на широком подоконнике в зоне резко континентального климата — ноги сквозь тапочки уютно согревали выпуклые секции радиатора, а спину выхолаживал проникающий с улицы через большие стёкла январский холод. Дополняли дискомфорт предательски колющие сквозь плохо уплотнённые щели в рамах ледяные сквознячки.

Фильм подходил к концу — дело шло к развязке. Ося заснул перед последней ночной вылазкой, а коварный Киса в исполнении Анатолия Папанова — точно так же, как и ранее Киса в исполнении Сергея Филиппова, — влекомый алчностью и нежеланием делиться кладом своей тёщи, перерезал Остапу бритвой горло. Ничего нового. Ждёшь чуда, надеешься, может, хоть в этой редакции Бендер найдёт клад. Однако авторское прочтение непоколебимо — престарелый сторож, взгромоздившись на последний стул мастера Гамбса из гарнитура мадам Петуховой, так и не закрутит электрическую лампочку, поскользнётся и ненароком порвёт обивку английского ситца в цветочек,

обнажив запрятанные в стуле сокровища. Молодое, ещё неискушённое в утаивании и воровстве, социалистическое общество жизнеутверждающе потратит обнаруженные сокровища на собственное светлое будущее в виде клуба железнодорожников — паровое отопление, шашки с часами, буфет, театр, в калошах не пускают!..

И так всегда. Что с «Ромео и Джульеттой», так и тут, с любимым Остапом Бендером. Ждешь, чтобы восторжествовала справедливость, надеешься. В глубине души созревает невольный посыл, кажется, ещё чуть-чуть и свершится чудо — пусть не в этой серии и не в этом фильме. Но Ромео с Джульеттой не умрут, а вместе отправятся в изгнание (и не будут они брать в голову бредовый идиотизм, что «Изгнанье — ложное названье смерти»), проживут там долго, счастливо и ещё вернутся в Верону. Во всём белом. В сопровождении бегущих факелоносцев, в белой, на резиновом ходу, карете. И Бендер. Обязательно, рано или поздно, перейдет румынскую границу и заслуженно наденет в противовес красным революционным шароварам вожделенные белые буржуазные штаны. И, сидя под пальмой на берегу обширной бухты Атлантического океана в далеком Рио-де-Жанейро, он будет слушать чарльстон под названием «У моей девочки есть одна маленькая штучка»

и стряхивать пепел ароматной гаванской сигары в блюдечко с голубой каёмочкой вместо пепельницы (по капризу богатого клиента), услужливо протягиваемое трепетным и предупредительным официантом. Но, увы и ах. Развязка предопределена.

Пока Ипполит Матвеевич переживает нервный срыв под финальные аккорды фильма, комендант общежития встал с места и заслонил своей тщедушной грудной клеткой выход из Красного уголка, по-гестаповски заложив руки за спину и широко расставив ноги.

Титры «Конец фильма» послужили прелюдией к следующему действу, на этот раз с реальными живыми людьми. В полном соответствии с нашим доморощенным и строго засекреченным сценарием начиналось новое представление. Конечно, Шура и Манюня — скромные персонажи, не такие яркие, как герои экранизированного авантюрного романа, но по духу в чём-то неуловимо схожие. Сами они в это время находились где-то неподалёку от Красного уголка и с повышенной готовностью ожидали условного третьего звонка для выхода на главную сцену.

— Внимание! Никто не расходится. Все остаются на местах, — властно сообщил гроза общежития, выключая звук телевизора.

Кто-то услужливо зажёг потолочные лампы. После специфического просмотра фильма с характерным для данной местности игнорированием искрометных шуток и гоготом в самых неожиданных местах наступившая по требованию коменданта тишина собрания сдержанно наполнялась монотонным недовольным гулом и непрерывным ёрзающим скрипом деревянных кресел.

Комендант выглянул в коридор и зазывно замахал руками:

— Сюда. Сюда пожалуйста, товарищ лейтенант.

Молодой лейтенант милиции, смущаясь, вошёл в Красный уголок и, сощурившись от яркого света, остановился, едва переступив порог. Комендант подхватил его за рукав и уверенно повел от двери к телевизору как к центру мироздания. Он же центр цивилизации, культуры, пропаганды, просвещения и спорта в одной выпуклой мерцающей линзе. На экране беззвучно вращалась огромная спутниковая антенна и, наклонившись в сторону зрителей, замерла на фоне белых букв «Информационная программа ВРЕМЯ».

«Самое время — напрашивалась тривиальная шутка».

Игорь Кириллов появился на экране, бесшумно пошевелил губами и тут же исчез, уступая место череде важных партийных деятелей, восседающих с многозначительными немигающими взглядами вдоль длинного стола.