Милюков

Анна Сергеевна являлась деятельным членом Комитета помощи русским писателям и ученым, сотрудничала в обществе «Быстрая помощь», в Московском землячестве, входила в состав дамских комитетов РДО и Союза русских писателей и журналистов в Париже, помогала работе Русского Красного Креста. Она стала основательницей и председательницей русской секции Международной федерации университетских женщин, в которой занималась просветительской деятельностью, в том числе организацией циклов лекций. Супруга Милюкова принимала участие также во многих художественных начинаниях, к ней обращались с просьбами о содействии в организации концертов, спектаклей и т. п. Изредка она выступала в периодической печати, главным образом по вопросам международного женского движения^{947}.

Последние годы Анна Сергеевна страдала сердечным заболеванием. Она не исключала скорой кончины и незадолго до нее сказала кому-то из близких: «Самый жгучий вопрос — это то, что счастливые супруги не умирают вместе; ужасно остаться вдовой, но тяжко оставить после себя вдовца»^{948}. Она явно идеализировала свои отношения с супругом, скорее всего, чтобы в этом аспекте сохранить хорошее впечатление о нем в эмигрантской среде. Она знала, что у мужа и раньше были связи на стороне, и теперь существовала женщина, с которой он регулярно встречался. Милюковы подумывали о разводе, но разорвать узы, освященные Церковью, среди эмигрантов считалось безнравственным и могло повредить Павлу Николаевичу как политическому аналитику и журналисту^{949}.

Двенадцатого февраля 1935 года Анна Сергеевна, «седая вечная курсистка», как называл ее Дон Аминадо^{950}, скончалась от гриппа, осложненного воспалением легких. Сочувственные статьи и некрологи появились почти во всей эмигрантской прессе. Константин Бальмонт откликнулся на смерть Анны Сергеевны двумя стихотворениями, посвященными ее памяти и осиротевшему супругу:

ОПРАВДАНИЕ ДОБРА

Я вас встречал, красивая душа,Подруга человека волевого,Чей верный путь — обдуманное слово.

В вас ясность глаз была так хороша.Вы доброе свершали не спеша.Своим считая бедствие чужого,Усталому вздохнуть давали снова,Он возрождался, радостно дыша.В столице Белокаменной впервыеЯ встретил вас в наш жизненный июнь.Вы были дружны. Оба — боевые.Судьба раскрыла свитки роковые.Осиротевший муж ваш сед как лунь.

Но дух ваш с ним. Вы встретитесь — живые!

ПОТЕРЯВШЕМУ ЛЮБИМУЮ

Я видел твой последний взгляд,От всех кругом, скользящий мимо,Тоскующий невыразимо, Он был как свечи, что горят.«Ты вся — во всём — что мной — любимо».Течет великая река,

Но дважды в ней побыть нельзя нам.Кого в своем явленье ледяномКоснется та, что век близка,Увенчан он суровым саном.И ты любимую свою,С кем вдруг нежданная разлукаБыла пронзающая мука,Иному отдал бытию,Всю пытку в душу взял без звука.Всезавершающий обряд,

Нам память Вечную внушая,Исполнен. Вечно — дорогаяВошла в твой неотступный взгляд,И ты ушел — как в ночь вступая.Так призрак, лишь на миг придя,В свое уходит измеренье.Но гулкое вещало пенье,Что после бури и дождяВзнесется радуги свеченье^{951}.

Н. Г. Думова пишет: «Милюков тяжело переживал смерть жены — друзья впервые видели его тогда плачущим. Но остался верен себе. Как в тот день 1915 г., когда пришло известие о гибели на фронте Первой мировой войны его любимого сына Сергея, он приехал в редакцию «Речи», чтобы написать передовую статью, так и теперь, еще до похорон жены, засел за резкий фельетон, направленный против газеты «Возрождение»^{952}. Настораживает, что автор, в других случаях исправно ссылаясь на источники, для обоснования этого утверждения их не указала.