— Ты совсем тупой? — рявкнул он. — Не можешь сам разобраться, будешь теперь о каждом чихе со мной советоваться?
— Как же я разберусь? — проблеял Боря. — Меня ж этим делам не обучали. А госпожа Марго мне говорила — если, мол, что-то непредвиденное случится, звони Михаилу Борисовичу…
Беленин выругался.
— Ладно, — буркнул он наконец. — Жди там, сейчас я своего врача пришлю. Болван…
Он отключился. Боря скорчил гримасу и сделал неприличный жест, выразив тем самым свое отношение к олигарху. Потом осторожно перетащил Катарину на диван и накрыл ее пледом. Теперь оставалось только ждать, когда приедет обещанный Белениным врач.
Тот явился через час. За это время Боря догадался оттащить трупы охранников с крыльца в садовый домик, где засунул их в пластиковые мешки, предназначенные для сбора опавших листьев. Кровищи все равно натекло много, и будущий гауляйтер кое-как оттер ее тряпкой.
Врач, молодой человек с ранней лысиной и бегающими глазами, приехал на новенькой «Ауди». Он осмотрел Катарину, понюхал остатки воды в бутылке и неопределенно хмыкнул.
— Что с ней? — спросил Боря. — Жить будет?
— А как же, — ответил доктор. — Выспится как следует — и обязательно будет.
— А разбудить ее можно?
Врач пожал плечами.
— Все можно. Но нужно ли? Снотворное сильное, но для жизни совершенно безопасное.
— Тогда буди. — К Боре вернулась его обычная хамоватость. — Тебя Михал Борисыч зачем прислал? Вот и работай.
— Будем ставить капельницу, — сказал доктор, покосившись на Борю. — Мне нужно что-нибудь высокое, на что можно повесить тубу с физраствором.
Боря приволок из прихожей вешалку и некоторое время с интересом наблюдал, как бесцветная жидкость струится по тонкому катетеру, проникая в тело безмятежно спящей Катарины. Он ожидал, что девушка быстро откроет глаза, но время шло, раствор в тубе кончился, и доктор спокойно повесил вторую.
— Э, — сказал Боря нетерпеливо, — когда ты будить-то ее будешь?
— Сначала надо очистить организм. Ты что, никогда не видел, как выводят из запоя алкоголиков?
— Я не пью, — мотнул головой гауляйтер. — Спортсмен.
— В общем, это процесс довольно длинный. Еще часик прокапаем, а потом…
— А потом она с тебя голову снимет, что ты так долго тянул! — разозлился Боря. — Давай буди ее скорей! Есть у тебя нашатырь там или что?
И он так посмотрел на доктора, что тому вдруг расхотелось спорить.
От поднесенной к носу ватки с нашатырем Катарина все-таки проснулась, хотя взгляд у нее был еще затуманен.
— Что со мной? — спросила она, пытаясь сесть на диване. — Борис, кто этот человек?
— Врач, от Михаила Борисовича, — торопливо объяснил гауляйтер. — Вы воду выпили, а там снотворное было — видно, Гумилев подмешал. Ну, я врача и вызвал…
Катарина оттолкнула его руку и села.
— Сколько сейчас времени? Как долго я спала?
— Сейчас половина четвертого утра. Вы спали… ну, часа три.
— Шайзе, — выругалась девушка по-немецки. — Он опережает нас на пять часов! Где моя сумочка?
Но, бросив взгляд на экран коммуникатора, Катарина слегка расслабилась.
— Он все еще в Староконюшенном. Черт его знает, что он там делает, но от нас, по крайней мере, он не уйдет.
Юлий Соломонович Бонзо еще долго следил за рябью, пробегающей по поверхности линзы. Рябь напоминала круги, образующиеся на воде, если бросить туда камень. Она постепенно затухала — словно мерцающее сияние залечивало раны, нанесенные ему людьми. Бонзо уже давно относился к линзе как к живому существу и был уверен, что каждый раз, когда кто-нибудь проходит сквозь нее, она — точнее, удивительная материя, из которой она была сделана, — испытывает боль. Может быть, именно поэтому он сам уже давно не пользовался линзой, хотя когда-то путешествовал с ее помощью по миру, как самый заправский Странник. Но Странники считали линзы просто чрезвычайно хитрым механизмом, артефактом той эпохи, когда развитая технология, по выражению Кларка, ничем не отличалась от магии. А для Юлия Соломоновича они были иной формой жизни — странной, непонятной, но способной переживать эмоции. Иногда ему даже казалось, что он может улавливать исходящие от линзы сигналы.