Миллиметрин (сборник)

– Эта женщина покончила с собой, точно вам говорю! – затараторила в микрофон какая-то тётка в меховом жилете. – Полчаса тут по дорожке ходила, ходила! Как трамвай приближающийся увидит, так бледнеет вся и через пути перебегает! Прямо перед трамваем! Да вы вот у людей поспрашайте, они вам расскажут, что водитель нисколечки не виноват! Она специально под колёса бросилась, а перед этим тренировалась ещё! Я тут в киоске недалеко торгую, так мы с напарницей даже в милицию звонить хотели, да не успели, всё-таки зацепило её…

Косоротов вышел в коридор и одел дублёнку.

– Ты куда? – выскочила за ним жена, на ходу вытирая жирные губы салфеткой.

– Пойду, прогуляюсь.

Никогда так не ныло под ложечкой.

Никогда жена не казалась такой толстой и глупой.

Оно так и не дождалось своего тюнинга, его «баклажановое» счастье.

Вот уж не думал Владлен Петрович, что самоубийство какой-то чокнутой мамаши так выбьет его из колеи!

Вот уж не думал…

Ведь в этом мире выживает сильнейший.

«Прогулка» закончилась тем, что он взял в гараже машину, разогнался и со всей дури влупился в кирпичную стену. Нет, не так, чтобы самому пострадать, но пятнадцатой модели несладко пришлось: оптика, бампер, капот – всмятку. Он так и не понял, что на него нашло – то ли с управлением он не справился, то ли специально он это сделал, – не понял! Но когда Косоротов вышел и осмотрел разбитую машину, под ложечкой перестало ныть, а чувство, которое он не смел даже про себя называть «виной» как-то заглохло. Почему-то вид разбитой машины успокоил его. Он бросил ключи на капот и пошёл, куда глаза глядят.

Между гаражными рядами задувал злой зимний ветер, и было трудно идти по обледенелой колее.

«Возьмите мою девочку, Олечку, возьмите, возьмите, она умненькая, она отличница, у неё всё-всё получится!»

Не будь у неё этого возмутительно дорогого кольца на пальце, он попросил бы тысяч десять, не больше, а то и пять.

И с чего он вообще взял, что имеет к её самоубийству какое-то отношение? Напилась баба, или в любовных передрягах запуталась, вот и…

Только ездить на «Жигулях» он всё равно не сможет, и продать не сможет, несмотря не то, что считает себя злым, напористым и не обременённым дурацкими принципами.

Её хоронили в метель.

Мёрзлая земля гулко стучала по крышке красного гроба.

Косоротов стоял в стороне от группки заплаканных тётушек и курил одну сигарету за другой. Он бросил курить лет пятнадцать назад, но сегодня без сигарет не смог обойтись.

«И зачем я сюда припёрся?» – в сотый раз задал он себе вопрос и в сотый раз не нашёл на него ответ.

Владлен Петрович глазами поискал Олечку. Она стояла рядом с какой-то женщиной, обнимавшей её за плечи, и почему-то смотрела на небо – такое же белое, как и сугробы. Олечка не плакала, а как будто что-то выискивала глазами в белом безграничном, бездонном пространстве.

Наверное, кто-то сказал ей, что мама теперь на небе, догадался Владлен Петрович.

«Самоубийство – грех, – подумалось вдруг ему. – Страшный грех! Ведь не зря самоубийц раньше хоронили за воротами кладбищ!»

Он прислушался к себе – стало ли ему легче, от того, что мамаша Олечки страшная грешница?

Вроде не стало.

На могиле поставили деревянный крест, к нему прислонили пластмассовый дешёвый венок. Тётушки, плотной стайкой окружив Олечку, повели её к автобусу.

Только одна тётка осталась стоять – та, которая обнимала девочку у могилы.

Отбросив сигарету, Косоротов подошёл к ней и молча положил на рыжеватый холмик шесть красных роз, которые всё это время держал за пазухой.

– Это взятка её сгубила! – вдруг всхлипнула женщина.

Косоротов вздрогнул, словно его ударили по лицу.

– К-какая взятка? – еле ворочая языком, зачем-то переспросил он.