Миллион в лохмотьях

– Вещь не новая, – заключил Гуров, разглядывая находку. – А это что, кость, олений рог? Что-то не похоже.

– Бивень мамонта, – тихо подсказал Молчан. – Так эксперты сказали.

– Из Якутии, значит, – кивнул Лев. – Кнопка не сработана. Если хозяин на каждом углу сопливых пацанов не пугал ею, то, думаю, года два она у него. Расческа частая, значит, волосы у хозяина редкие. А волосочек, случаем, эксперты не обнаружили?

– Учитесь, молодежь! – поднял вверх указательный палец Молчан. – Вот что значит опыт. Тридцать секунд, и столько выводов. И все правильные, без лаборатории. Так точно, Лев Иванович, есть волоски. Аж три. Тонкие, светлые! И по возрасту изделия эксперты с вами согласны. Примерно два года. Остался один вопрос, на который нам пока никто ответа не даст: имеет расческа отношение к нашему делу или не имеет.

– Ладно, – отложил Гуров расческу. – Давайте отрабатывать улику. И что-то мне кажется, что не Завьялова в лесопарке видели так часто, а вот и этого типчика тоже. А это значит что? Волосы-то тоже светлые, тонкие! Значит, и прически у них с Завьяловым почти одинаковые. Мы у него при обыске дома не нашли похожих вещей, которые видели на неизвестном свидетели. Может быть, потому и не нашли, что нет у него таких. А у этого есть. Вот вам и ориентировка. Похож на Завьялова. Судимый. Вышел на свободу примерно два года назад. У кого-то из оперативников он живет на его оперативной зоне. И участковые должны знать своих судимых. Пишите ориентировку, Олег Владимирович.

Глава 6

– Твою ж мать! – Капитан Савельев толкнул ногой подушку на полу. По давно не мытому линолеуму покатился использованный шприц. – Так, осторожнее, парни! Без перчаток вообще ни к чему не прикасаться. Осмотреть, документы по карманам пошарьте, и фотографировать все. Что там с медиками? Вызвали? С меня начальство шкуру снимет. Надо же, на моей территории наркопритон, и я как лох ничего об этом не знаю!

Опыт подсказывал оперативнику, что притон здесь организовался совсем недавно. Скорее всего, стихийно. Наверняка хозяина подсадили на иглу, а потом к нему потянулись те, кому нужна «нора», чтобы побалдеть, снять ломку, отлежаться. Савельев присел на корточки и заглянул под шкаф. Да, пыль есть, но не так много, это не тот случай, когда притон действовал годами. Там не только мусор, там дохлые мумифицированные крысы, бывает, находятся. Нет, похоже, они тут стали собираться меньше месяца назад. И люди, в общем-то, в прошлом приличные. Девочки хорошего спроса, мальчики-мажорчики, взрослые неврастеники, кто решил от реальной жизни спрятаться, бывшие работники культурного цеха, кто скатился в этот омут по причине полной творческой невостребованности.

– Пал Николаевич, – позвал молодой участковый. – Вот, кажется, Муханов ваш.

– Едреный корень! – Капитан поспешил на голос в другую комнату. – Живой хоть?

– Бледный, дышит, – пожал плечами участковый, сидя на корточках над телом на диване и руками в перчатках обшаривая карманы молодого мужчины. – Дыхание ровное. Но это и опасно. Может начаться сердечная недостаточность, если действие наркоты прекращается. Кто его знает, сколько он в себя вколол. Вот его водительское удостоверение.

– Ну да. – Савельев всмотрелся в бледное лицо лежавшего в наркотическом сне человека, потом сверился с его фото на документе. Сейчас Муханов выглядел совсем не таким самоуверенным красавчиком, как на той школьной фотографии.

Гуров приехал в клинику, взяв с собой Попкова. Молодой оперативник был горд, но старался не подавать вида, держался солидно и уверенно. Когда Лев звонил в клинику, врач сообщила, что побеседовать с Мухановым можно. Не так велик его стаж наркомана, сердце крепкое. Его удалось привести в нормальное состояние, но нужно хотя бы неделю подержать на капельнице, промыть организм, подкормить сердце. Для беседы лечащий врач разрешила использовать ординаторскую. В это время все врачи уже разошлись по домам, и в клинике осталась только дежурная смена медиков.

– Ну, здравствуй, Леха Муханов! – Гуров вошел в ординаторскую и стал рассматривать сидевшего на стуле молодого человека.

Тот поднял глаза на вошедших. Пустые, больные, уставшие глаза. Ничего от красавчика не осталось. Стекло с него все, как шоколадная глазурь с печенья. Остался только неприглядный каркас и пустота в душе.

– Вы кто? – спросил Муханов сиплым голосом без всяких эмоций, без заинтересованности.