Миллионеров украшает скромность

— Как вас зовут? — ласково осведомилась я и погладила специалиста по руке.

Она оказалась по-женски мягкой, ухоженной и невероятно чувствительной. От незамысловатой ласки специалист вздрогнул и уронил чемоданчик с инструментом. Отмассированное личико перекосилось от отвращения, и я удовлетворенно прикрыла глаза.

— Меня зовут Венцель, — проблеяло существо. — Но больше так не делайте!

Я подождала, пока несчастный аккуратно разложил инструментарий, и невзначай потерлась щекой о его ладошку. Венцель взвизгнул и опрокинул плошку с гелем.

— Прекратите хватать его, — разъярился большой босс, — иначе я подпалю вашу кошку!

Я смирилась. Но стилист уже разволновался, у него все валилось из рук. Судя по взглядам, которые метал на бедолагу Свинюгер, парень выбивался из графика. Еще немного, и самолет взлетит без нас.

Когда манипуляции были закончены, я посмотрела на себя в зеркало и содрогнулась. На меня взирала та самая уродка, с которой, как я была уверена, у нас нет ничего общего. Оставалось признать одно из двух: или мы действительно похожи изначально, или Венцель знает свое дело. Чтобы еще больше не расстраиваться, я поставила на гея.

Потом пришлось переодеться в принесенные тряпки совершенно ужасной расцветки и покроя, и Свинюгер удовлетворенно изрек:

— Можно двигаться.

Как бы не так! По моему лицу, неподвижному и абсолютно спокойному, заструились потоки слез.

— Нельзя! — вопил гример. — Все испортит!

— Прекратить! — рявкнул Свинюгер. — Немедленно!

— Не могу, — ответствовала я, — аллергия. Вы заметили, что я практически не крашусь?

Несмотря на сопротивление, мне вкатили укол от аллергии (надеюсь, одноразовым шприцом), и все началось по новой. Участники нашего маленького шоу были на грани коллективного помешательства, и я поостереглась выкидывать что-нибудь еще. В конце концов, уже прошло достаточно времени. Дальше предстоит действовать надежным Леоновым союзникам, Мы с Басей — слабые женщины и не можем подменить спецназ. Главное, что моих родственников вот-вот освободят, а уж о нас с Бастиндой я как-нибудь позабочусь позже. Может, мне удастся привлечь внимание пограничников, не исключено, что сумею сунуть записку кому-нибудь из пассажиров. А что? Набросаю пару слов в сортире, и…

Не уверена, что Свинюгер прочел мои мысли. Скорее всего, развернувшееся действо было частью намеченного плана. Он щелкнул выключателем, и часть стены отъехала в сторону, открыв два ряда экранов наподобие телевизионных. Свинюгер нажал что-то, и на одном из экранов появилось изображение. Я увидела молодоженов, все так же пребывающих в «комнате для гостей».

Высказать протест по поводу бессовестного подглядывания я не успела: с родственниками вдруг начало твориться что-то непонятное.

Лицо Леона исказила гримаса. Мужчина рывком приподнялся, но в следующее мгновение его сильное, тренированное тело отказалось служить, и он тяжело завалился на бок. Того, что случилось с Милой, я уже не видела, потому что зажмурилась и пронзительно закричала.

— С ними не произошло ничего ужасного, — поспешил утешить меня негодяй, — правда, только потому, что они нужны мне как заложники. Пока ты будешь послушной, они будут живы. Только их на всякий случай перевезут в другое место. Сюда, скорее всего, через пару часов нагрянут «гости».

Едва живая от отчаяния, я снова уставилась на экран. Дверь распахнулась, и грубые мужики принялись выволакивать племянников из камеры. Разумеется, я не могла отсюда почувствовать запахи, но была уверена, что охранники отвратительно воняли. Как я ненавидела их!

«Вот мы и дождались подмоги, — подумалось мне, — и не будет у Милы с Леоном следующего раза. А ведь все из-за меня! Что я наделала, господи!»

Глава 22

Дальше все пошло наперекосяк. То есть с моей точки зрения. Свинюгер же, наоборот, перестал психовать, и его план разворачивался великолепно.

Нас с ним и двух охранников отвезли в «БМВ» на аэродром. Никаких контактов с пограничниками или таможней не случилось. Даже непонятно, зачем меня гримировали. Никто и не подумал сличать мое уродство с фотографией в чужом паспорте. Общение с пассажирами, как личное, так и в эпистолярном жанре, также оказалось весьма проблематичным. Летели мы персональным свинюгеровским авиатранспортом, и, кроме его обслуги и его же собственного экипажа, в самолете присутствовали только мы. Самой себе я могла писать записки до посинения.

— Верните кошку! — потребовала я, ступив на борт небольшого и отвратительно комфортабельного самолета.

Я была разочарована и взвинчена. Еще немного, и Свинюгеру понадобится вторая клетка, гораздо больших размеров. Для второй пассажирки.

Животное отдали, но выпускать не позволили.

— Она же бешеная, — пояснил Свинюгер, — ее все равно придется скоро усыпить.

— Лично у меня сомнения как раз в вашей психической нормальности, — буркнула я, прижимая клетку к груди, — но я же вас не посылаю на живодерню! А кошка совершенно здорова. Во всяком случае, была. До контакта с вами.