Милосердие палача

– Не торопись… Стал я ходить и подробнее про родню выспрашивать. Вспомнили про сестру Юриной матери, Ольгу. Приезжала она еще при белых, разыскивала родных. И тут вот еще какая зацепка вышла… Муж с ней был, да не кто-нибудь там, а летчик. «Который, – сказали, – сам пораненный, не воюет, а других учит. И не где-нибудь, а в Крыму…» Инструктор то есть, понял?

– В Крыму… Постой, это, стало быть, за Севастополем, по ту сторону, где Александро-Михаиловка. Кача! Она именно, там и эти… гидропланы и другие… вечно жужжат. Точно! – взволнованно сказал Одинцов. – Только как ты его там найдешь? Возле самолетов небось контрразведки полно.

– Контрразведки много, а солдатиков, служивых то есть еще больше, – ответил Семен Алексеевич со свойственной ему ехидцей. – Это я точно выяснил.

– Что, там был, в Каче? Неужто?

– Точно. Ольгу Павловну, тетку Юркину, они все знают: невелик там свет. Солдатик из охраны обещал при случае передать: Юра Львов, мол, Елены Павловны сын, обретается на Херсонесском маяке…

Юру и обрадовало, и встревожило услышанное. То есть он был несказанно благодарен Красильникову и Одинцову за заботу о нем. Но вместе с тем он со смятением подумал, что скоро, очень скоро его жизнь круто изменится.

Он смутно помнил тетю Олю и, кажется, ни разу не видел ее мужа. Тетя Оля приезжала к ним в начале лета и привозила ему различные экзотические подарки: летный шлем, большие очки-консервы со стеклами-зеркалами, электрический фонарик и однажды – уж совсем фантастическую вещь – настоящий летный наколенный компас. Да, но теперь ее муж, летчик, служит у белых.

И так получалось, что, если тетя заберет его к себе, он уже никогда не встретится с Павлом Андреевичем. И Красильников, и Наташа тоже станут для него чужими. Потому что они служат красным. Сердце его разрывалось. Как много они для него сделали, как много помогали! Он любил их и не мог от них отказаться.

Лишь на какое-то мгновение предался Юра своим не слишком веселым мыслям и снова прислушался к разговору Красильникова с Одинцовым. Но теперь они уже говорили не о нем.

– Не жалко было от своих обратно через фронт возвращаться? – спросил Одинцов. – Остался бы. А про Юркину родню как-нибудь с оказией бы передал.

– Нельзя. Я пакет партизану Мокроусу должен доставить, – строго сказал Красильников. – Да и неохота мне из Крыма уходить. Родные края. Семья опять же здесь. Я, признаться, уже давно собирался податься к себе под Евпаторию… немножко от войны отдохнуть, сынишков потетешкать… Хотя какое там потетешкать – здоровые выросли байстрюки. Опять же жена столько годков без мужика, как бы не пришлось гнать какого-никакого примака со своей хаты.

– Известное дело, – согласился Одинцов. – Сколько годков ты воюешь да революцию творишь, а хозяйство надо держать в справности. Без примака не обойтись. Только ты не бойся: мужиков скольких повыбили, осталось раз-два и обчелся. Да и те, которые в селе, почти все калеки…

Юра совсем затих, занемел, вслушиваясь в обстоятельный мужской разговор.

– Оно конечно, – согласился Семен Алексеевич. – А мне, поверишь, даже страшно домой идти: зачужел я весь. Как с того свету… Да и не в том дело, Петрович. Знают там меня за красного, найдется, кому донести. Сейчас у беляков контрразведкой ведает этот гад Климович. Он за донос хорошие деньги платит. Причем без обману, все знают. Так что, если удастся переночевать, то и радость, а на утро моей бабе опять вдоветь? Кто ж такое вынести может? Да и мне с жизнью расставаться вот так, впустую, вовсе нет никакого желания. Это раньше в крепость сажали, суды, адвокаты, а сейчас военный суд в один день – и тут же командировка к Михаилу-архангелу.

– Верно соображаешь, – согласился Одинцов.

– Так что решил я остаться в горах, у Мокроуса. Прямо на ночь и пойду. Отсюда на гору Сапуж, а дальше на Чулю, на Фоти-Салу… Татарский немного знаю, и морда у меня скуластая, темная. Даст Бог, пройду.

– Через два фронта прошел – и здесь пройдешь, – успокоил его Одинцов.

Юра тихо-тихо спустился вниз. Мысли его путались. Несколько позже, во дворе, Красильников подошел к Юре, положил свою руку ему на затылок, отвел к морю.

– Хочу тебе хорошую новость сообщить, Юра! Даже замечательную! – торжественно начал было Семен Алексеевич.

– Я знаю, – угрюмо сказал Юра и, оправдываясь, добавил: – Извините, я думал, вы о Павле Андреевиче…

– Так чего ж ты, голова-барабан, невеселый? Ведь это ж тетка твоя! Родная! Мамина сестра! Вот приедет она сюда, заберет тебя к себе. И все! И кончится твое сиротство!

– А как же вы? Павел Андреевич, Федор Петрович, Наташа?

Ком подступил к Юриному горлу, он никак не мог закончить. Красильников обнял его, прижал к себе.

– А куда мы денемся! – наигранно бодро и весело сказал он. – Война скоро кончится, и мы снова встретимся.