Мильтон в Америке

- Они мирные и приветливые люди, не хуже любых других, Кейт. Я знаю, он обзывает их всякими звериными и рабскими кличками…

- Вчера еще назвал гнилыми объедками.

- …Но они добротой и сердечностью никому не уступят. Я знаю, что братьям не по душе католическая религия…

- Они просто верят тому, что им говорят.

- …Но вреда от нее никакого. Приятно послушать, посмотреть, да и курения понюхать.

Лошадь внезапно дернулась, девочка проснулась и начала плакать. Стараясь ее успокоить, Кэтрин ладонью прикрыла ей голову от солнца.

- Если они сумеют облегчить эти муки, - сказала она, - я стану поклоняться палкам, камням - чему угодно.

Вскоре они достигли Мэри-Маунт и Гусперо, разыскав Кемписа, тут же получил разрешение отправиться с ребенком к священному источнику. Индейский жрец был предупрежден об их прибытии и вышел из своего дома в длинном черном одеянии, сшитом из медвежьей шкуры. Но девочка, судя по всему, не испугалась и не переставала улыбаться, пока индеец вел их к святилищу.

- Хорошо поживаете? - произнес он по-английски. - Хорошо?

- Хорошо, сэр. - Гусперо указал на живот Джейн. - Болит, сэр. Вот здесь болит.

Жрец взял девочку на руки. «Хорошо, - шепнул он. - Ничего». Источник находился в нескольких шагах от святилища, и им было видно, как струится вода, теряясь между плоскими белыми камнями. Жрец положил девочку на берегу, наполнил водой раковину и ласково поднес ей. Она медленно выпила, не сводя глаз со старика в медвежьей шкуре. Затем он набрал горсть воды и, бормоча что-то нараспев, вылил на лоб ребенку. Вскоре девочка заснула, и жрец отнес ее обратно в тень каменного святилища. Он уложил ее к ногам Пресвятой Девы и добавил еще несколько слов на индейском наречии. Кэтрин и Гусперо слышали доносившийся со всех сторон шум леса и крики животных за спиной.

- Надеюсь, - шепнул Гусперо, - Дева Мария понимает индейскую речь.

- Это всего лишь гипс.

- Так мне говорили.

Часом позже Джейн Джервис пробудилась и просияла улыбкой. Боль оставила ее.

4

Новость, которую я услышал от юноши, потрясла бы и мудрого Соломона. Рассказ об отвратительных нравах Мэри-Маунт преисполнил меня, дорогой Реджиналд, чувством, которое я назвал бы святым и провидческим гневом. Братья собрались на мой призыв, и я без промедления обратился к ним с речью. «Нечестивые язычники сами призывают на свои головы грозное воздаяние, - сказал я. - Среди них есть заклинатель. Они практикуют чернокнижие. - Раздался хор вздохов и стенаний, прозвучавший музыкой для благочестивого слуха. - Но ужас их деяний этим не ограничивается. Я не решаюсь осквернить это священное место, называя их беззакония. Я не решаюсь…»

Но тут я понял, что Господь требует от меня более тонкого плана и расчета. Если, дорогой брат во Христе, мне назначено истребить этих упившихся и ужравшихся супостатов, я должен действовать постепенно и с оглядкой. Я должен нежнейше вскармливать свой народ, прививая ему твердость перед лицом этой похотливой шайки. Прав ли я, дорогой брат? Остается надеяться, что прав. Тут я сменил тон на более спокойный. «Однако дух-просветитель, всегда помогавший мне вершить нерядовой труд, выделяет из их многообразных пороков один. Это, добрые братья и сестры, пьянство. - Я взялся за один из корней греха и мне не терпелось вырвать его из почвы Новой Англии. - Трепещу, произнося это, но паписты пьянствуют ежедневно, безудержно и нена- сытимо. Однако и мы не беспорочны. О нет. Нас тоже не обошла эта порча. Моих собственных ноздрей касался на этих благословенных улицах запах спиртного. А ушей - буйное пение в неурочные часы. Разве я не прав? - Не слишком ли я был суров, мой дорогой Реджиналд? - Кто осмелится опровергнуть мои слова? Кто из вас со мной поспорит?»

Заговорить осмелился Дэниел Пеггинтон. «В этой жуткой пустыне, сэр, иные из братьев, кто послабее, хватаются за вино и пиво, чтобы себя поддержать». - «Подкрепить свой дух? Вы это имеете в виду? Довольно. - Я вернул себе спокойствие. - Нынче это не пустыня. Это государство. Посему я призываю вас всех внимательно меня выслушать. Главной целью любого закона, даже самого сурового, является благо людей. В своем нынешнем положении мы не можем снижать накал мыслительной и иной деятельности. У нас есть враги, способные на все, - они кишат, резвясь, у самых наших ворот! Вина больше быть не должно, и крепких напитков тоже. И пива. - Я ощутил обступившую меня тишину и наполнил ее своим собственным голосом. - Дабы ограничить правонарушения, следует употреблять политические законы. Если мы дозволим этой сорной траве дорасти до сколько-нибудь привлекательного или самодостаточного размера, она внедрится в корни нашего государства. Мы не можем подстригать и лелеять порок, словно какое-то садовое растение. Не думаю, что вы этого желаете. Или?..»