Милые кости

– Дело об исчезновении переквалифицировано в дело об убийстве, – сказал Фэнермен.

– Но ведь тело не нашли, – возразил отец.

– Все указывает на то, что вашей дочери нет в живых. Очень тяжело об этом говорить.

Офицер в форме, избегая умоляющего взгляда моего отца, смотрел куда-то в сторону. Вначале я подумала, что этому учат в полицейской академии. Но Лен Фэнермен не стал отводить глаза.

– Вечером позвоню, – сказал он.

Отец вернулся в гостиную совершенно раздавленным, он даже не нашел в себе сил обнять маму, сидевшую прямо на полу, и мою сестру, застывшую рядом. Чтобы они не видели его лица, он сразу прошел наверх, к себе в кабинет, ожидая найти там Холидея. Пес все так же лежал на ковре. Обняв его за шею и уткнувшись лицом в мягкую, густую собачью шерсть, отец дал волю слезам.

Остаток дня все трое молча ходили на цыпочках, как будто стук шагов мог скрепить печатью страшную весть. Мать Нейта привела домой Бакли и долго колотила в дверь, но никто ей не открыл. Она поняла: в этом доме, точь-в-точь похожем на соседские, что-то изменилось. Тогда она придумала заговор – сказала моему братишке, что они сейчас по секрету от всех побегут лакомиться мороженым, а потом откажутся от обеда.

В четыре часа родители наконец-то столкнулись в гостиной, войдя через разные двери.

Моя мама подняла глаза на отца и выдавила: «Надо маме…» Он молча кивнул и позвонил маминой маме, бабушке Линн, единственной нашей родственнице старшего поколения.

Я беспокоилась, как бы моя сестра, оставшись без присмотра, не сотворила какую-нибудь глупость. Она сидела на старой кушетке, которую родители за ненадобностью перетащили к ней в комнату, и тренировала силу воли: Глубоко вдохни, задержи дыхание. Как можно дольше сохраняй неподвижность. Сожмись, представь, что ты – камень. Подбери и спрячь все лишнее.

Мама не заставляла ее ходить в школу – до Рождества так или иначе оставалась всего неделя, но Линдси приняла решение сама.

В понедельник с утра был классный час. Когда Линдси шла к своему месту, все взгляды устремились на нее.

– Директор хочет с тобой поговорить, милая, – тихонько сообщила ей миссис Дьюитт.

Моя сестра не столько смотрела на учительницу, сколько практиковалась в искусстве смотреть сквозь собеседника. Тут мне впервые пришло в голову, что Линдси неизбежно отсечет многие возможности. Миссис Дьюитт была не просто учительницей английского: что гораздо важнее, она была женой мистера Дьюитта, который тренировал школьную команду мальчиков по футболу и настаивал, чтобы Линдси попробовала свои силы в этом виде спорта. Моя сестра ничего не имела против Дьюиттов, но теперь она смотрела прямо в глаза только тем, кому готовилась дать отпор.

Она собирала свои учебники и тетради, а со всех сторон ползли шепотки. Уже в дверях она явственно услышала, как Дэнни Кларк нашептывает что-то Сильвии Хенли. Кто-то уронил на пол карандаш. Не иначе как нарочно – чтобы под этим предлогом встать с места и на ходу посплетничать про девчонку, у которой убили сестру.

Шагая по коридорам, Линдси держалась поближе к рядам шкафчиков, чтобы в любой момент можно было нырнуть в сторону, если кто-то пойдет навстречу. Больше всего мне хотелось шагать рядом с ней и вполголоса передразнивать директора, который все свои выступления в актовом зале начинал одинаково: «Директор – друг детей, дающий директивы!» У меня выходило очень похоже, она бы смеялась до колик.

В коридорах, к счастью, она никого не встретила, зато в приемной директора, к несчастью, встретила сочувственные взгляды дурочек-секретарш. Ну, ничего. Домашние тренировки не пропали даром. Она была вооружена до зубов против любых проявлений жалости.

– Линдси, – начал директор Кейден, – сегодня утром мне звонили из полиции. Сочувствую твоему горю.

Моя сестра смотрела на него в упор. Это был не взгляд, а луч лазера.

– Какому горю?

Директор считал, что кризисные ситуации надо обсуждать с детьми напрямую. Он поднялся из-за стола и подвел Линдси к дивану, который ученики между собой называли «директорский лежак». Впоследствии «директорский лежак» заменили двумя стульями, потому что нагрянувшие с проверкой чиновники сказали: «Дивану здесь не место, в кабинете должны быть стулья. Диван вызывает сомнительные ассоциации».

Мистер Кейден уселся на диван; Линдси примостилась рядом. Хочется верить, в тот момент, несмотря на свою подавленность, она все же ощутила некое волнение: не каждому доводится посидеть на «директорском лежаке». Хочется верить, я не лишила ее приятных переживаний.

– Мы всеми силами будем тебе помогать. – Мистер Кейден старался быть на высоте.

– Мне ничего не нужно, – отрезала моя сестра.

– Не хочешь об этом говорить?

– О чем «об этом»? – переспросила Линдси дерзким тоном. Это было папино выражение: «Сюзи, оставь свой дерзкий тон».

– У тебя большая потеря, – ответил директор, протянул руку и дотронулся до ее коленки. Линдси обожгло, как каленым железом.