Милые кости

Отец, запинаясь, пытался протестовать.

Мать Рэя подняла руки:

– Вы потеряли дочь и пришли сюда с определенной целью. Готова выслушать, но не более того. В нашу жизнь я вас не впущу.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал он. – Просто…

Рука снова взметнулась вверх.

– Рэй придет из школы минут через двадцать. Мне нужно будет его подготовить, после чего вы сможете с побеседовать с моим сыном о вашей дочери.

– Да что я такого сказал?

– Хорошо, что у нас мало мебели. Это позволяет мне думать, что когда-нибудь мы снимемся с места и уедем отсюда навсегда.

– Надеюсь, вы никуда не уедете, – возразил мой отец.

Его с детства приучили к вежливости, и меня он воспитал в том же духе, но, положа руку на сердце, ему просто не хотелось расставаться с этой женщиной, ледяной, но не холодной, твердой, но не каменной.

– Это очень любезно, – сказала она, – но вы меня совсем не знаете. Мы с вами подождем Рэя вместе.

Отец выходил из дому в разгар ссоры между Линдси и мамой.

Мама настаивала, чтобы Линдси поехала с ней на христианское собрание. Линдси в запальчивости выкрикнула: «Да я лучше сдохну!» На глазах у отца мама остолбенела, потом взорвалась и бросилась в спальню, где завыла в полный голос. Тогда он потихоньку сунул в карман пиджака свой блокнот, снял с крючка ключи от машины и улизнул через задний двор.

Первые два месяца мои родители двигались по разным орбитам. Один сидел дома, другой уходил. Папа засыпал в зеленом кресле у себя в мастерской, а проснувшись, на цыпочках пробирался в спальню, чтобы юркнуть в постель. Если мама подминала под себя одеяла и простыни, он ложился не укрываясь, только подтягивал колени к подбородку, готовый вскочить по первому зову, готовый ко всему.

– Я знаю, кто ее убил, – услышал он свои слова, адресованные Руане Сингх.

– Вы сообщили в полицию?

– Сообщил.

– И что вам ответили?

– Якобы в данный момент ему нечего предъявить, кроме моих подозрений.

– Отцовские подозрения… – начала она.

– …Будут посильнее материнского чутья.

На этот раз улыбка разомкнула ее губы.

– Он живет в нашем квартале.

– И чем вы в связи с этим занимаетесь?

– Проверяю все зацепки. – Отец понял, как это прозвучало, но было уже поздно.

– А мой сын…

– Тоже зацепка.

– Наверно, тот человек вас всерьез пугает.

– Дело не в этом: не могу же я сидеть сложа руки, – возразил отец.

– Опять все сначала, мистер Сэлмон, – сказала она. – Вы меня не понимаете. Я ведь не говорю, что вы поступили низко, придя к нам в дом. По-своему, вы поступили правильно. В этой истории вам хочется найти хоть что-то теплое, мягкое. Поиски привели вас сюда. И это хорошо. Не знаю, правда, хорошо ли это для моего сына.

– Я пришел без всякой задней мысли.

– Как зовут того человека?

– Джордж Гарви. – Папа впервые произнес это имя вслух после разговора с Леном Фэнерменом.

Молча поднявшись с пола, она повернулась спиной и подошла сперва к одному окну, потом к другому, чтобы отдернуть занавески. Она впускала в дом свет только после окончания уроков. На дороге показался Рэй.

– Рэй уже на подходе. Выйду его встретить. Прошу прощения, но мне нужно обуться и накинуть пальто. – Она помолчала. – Мистер Сэлмон, на вашем месте я бы делала то же самое: искала бы встречи с теми, кто мне нужен, не сообщая всем подряд имя этого человека. А утвердившись в своей правоте, – закончила она, – я бы нашла тайный способ его убить.

Отец прислушивался к ее передвижениям. В прихожей что-то звякнуло – это она сняла с металлической вешалки свое пальто. Через пару минут отворилась и захлопнулась входная дверь. С улицы ворвался колючий ветер, потом в окно стало видно, как мать обняла сына. Они не улыбались. Их головы склонились совсем близко. Губы что-то шептали. Рэй должен был свыкнуться с мыслью, что дома его поджидает мой отец.

Поначалу и маме, и мне казалось, что вся разница между Леном Фэнерменом и другими стражами порядка видна невооруженным глазом. Он был меньше ростом, чем здоровяки в форме, которые нередко его сопровождали. Но на самом деле не все различия лежали на поверхности: к примеру, он часто погружался в раздумья, избегал шуток и старался быть предельно сосредоточенным, когда говорил обо мне и о подробностях этого дела. Но в беседе с моей матерью Лен Фэнермен проявил основную черту своей натуры: оптимизм. Он верил, что убийца будет пойман.

– Возможно, не сегодня и не завтра, – говорил он, – но когда-нибудь он себя выдаст. Такие типы не способны сдерживать свои наклонности.

Пока отец был у Сингхов, маме пришлось занимать Лена Фэнермена беседой. В столовой, где мама предусмотрительно расстелила оберточную бумагу, были разбросаны фломастеры Бакли. Мой братишка и его приятель Нейт малевали свои каракули до тех пор, пока не начали клевать носом, и мама, взяв в охапку сначала одного, потом другого, перенесла их на диван. Там она уложила их валетом, и они сладко уснули, даже не соприкасаясь ступнями в середине.