Милые мои, дорогие

Они ушли, а Смирновы с гордостью осмотрелись вокруг. Дом большой и светлый с отдельной кухонькой и двумя печками. Большую часть дома занимала общая комната, окна которой выходили на реку. Были еще две маленькие комнатушки, отгороженные от общей комнаты тонкими стенами. Одна комната была занята Вьюгой, в другой жил Серёжка, а после того как он уехал учиться, перебрались туда родители. Дверные проёмы закрывали цветастые занавесы. Дверь была одна – входная. Поля расстаралась и навела такую красоту в доме, что глаз не оторвать: на окнах повесила белые, искусно вышитые, занавески, по низу кроватей струной натянула кипенные подзоры. Белыми лебедями стояли подушки под ажурными накидками, на столе скатерть, пол устлан половиками, в углу комнаты у окна на низкой скамеечке в деревянной кадушке раскинул широкие листья фикус. Два портрета в рамочках Поли и Анатолия висели в правом углу. Все те же часы-ходики достоверно отстукивали время. Из просторных сеней можно было выйти по переходу во двор, где мычала и хрюкала домашняя живность: корова, лошадь, поросята, куры и кролики, там же во дворе был сеновал – все под одной крышей. Для деревенских нужд выделил колхоз коняшку и определил его на постой к Анатолию. Звали коня Дубок. Анатолий коня берег, ни разу не ударил его и не обидел. Если что-то надо было от коня, то Анатолий объяснял ему задачу. И конь делал все, о чем его просил хозяин. Удивлялись деревенские мужики, неужели понимает скотина человеческую речь. «Понимает» – уверенно говорил Анатолий. Каждый день, круто посолив кусок хлеба, приносил он Дубку угощение. А конь фыркал, высоко поднимал верхнюю губу и осторожно брал хлеб. Съедал и шумно обнюхивал руку Анатолия в надежде получить еще добавку.

Когда переезжали в новый дом, забрали с собой и Дедку. Получилось все само собой, без лишних разговоров. Вечером отвез Анатолий Полю с детьми в Пороги, а сам рано утром вернулся на хутор за оставшимися вещами. Серёжка помогал ему укладывать на телегу скарб, и хоть было его не много, провозился Анатолий почти до вечера. Дедка сидел на скамейке у своего дома и безучастно смотрел на переезд соседей. С недавних пор стала болеть у него нога, ходить старику было тяжело, осознание беспомощности и надвигающегося одиночества сильно изменило его. Все больше он молчал. Взгляд когда-то живых глаз стал тусклым и слезливым. Анатолий сделал последнюю ходку, подошел к старику и сел рядом. Помолчали.

– Ну, Дедка, поехали. Вещи завтра заберем.

Старик не успел опомниться, как мужчина встал, легко подхватил Дедку на руки и отнес на телегу.

– Толя, ты чего?

Анатолий ничего не ответил, а Дубок уже тронулся, потянув телегу к большой дороге.

– С нами жить будешь. – твердо сказал Анатолий после непродолжительной паузы.

– А Поля?

– Она и велела тебя привезти. Сказала, без Дедки не возвращайся. – с улыбкой ответил мужчина, шагая рядом с телегой и погоняя лошадку.

С тех пор стали жить одной семьей, деда они любили и принимали за «своего», и то что он был им не родной не имело никакого значения. Выделили Дедке место на печке, сам он уже забираться не мог, но Анатолий и повзрослевший Серёжка легко подсаживали и по первому зову снимали Дедку. Он уже разменял девятый десяток. Тихо и спокойно доживал свой век в доме Анатолия. Заботливая Поля приучила всех, что в первую очередь вспомнить надо о старике: за столом или во время еды или просто оказать какую-то услугу. Любил дед поговорить, столько историй знал, что и за вечер не переслушаешь. Зимними вечерами при свете керосиновой лампы собирались у стола, каждый был занят своим делом, а старик уходил сам и уводил домочадцев в прошлое.

– Вот я человек лесной, почитай нигде и не был, кромя своего хутора, да райцентра, однако слышал историю, как пить дать, правдивую, потому что придумать такое не моги.