Милый ангел

– Две извращенки, которые живут наверху, воруют деньги из газового счетчика в ванной!

– Чем докажешь? – Миссис Дельвеккио-Шварц выпятила нижнюю губу.

– А зачем? Мне и без доказательств все ясно! Кто еще в доме способен на такое? Ты сама велела мне проверять все газовые счетчики каждое воскресенье! – Он сморщился. – Сказала, что тебе трудно нагибаться, а у меня все равно утиная болезнь!

Злорадно усмехнувшись, она повернулась ко мне:

– Верно, принцесса. Знаешь, что такое утиная болезнь?

– Нет, – ответила я. Лучше бы она не высмеивала Гарольда при мне.

– Задница слишком близко к земле. – Она тяжело поднялась. – Идем посмотрим, Гарольд.

Я знала, что выманивать Фло из убежища бесполезно. Гарольд наверняка вернется, и Фло это понимает. Маленький экстрасенс. Где-то я читала, что такие способности начали изучать. Мерзавец Гарольд! Это он нарочно, чтобы испортить мне посиделки с миссис Дельвеккио-Шварц. Джим и Боб таскают монетки из счетчика? Не смешите меня.

Многое подсказывало мне, что этого внешне сдержанного и пропитанного ненавистью старика захлестывает злость. Мне вдруг вспомнилась лекция одного психиатра. Он рассказывал нам о «маменькиных сынках» – одиноких мужчинах, живущих с матерью. К тому времени, как матери умирают, эти мужчины уже настолько неадекватны, что чаще всего попадают в лапы к другим властным женщинам. Неужели Гарольд – «мамсик»? В образ вполне вписывается. Но ненависть ко мне это не объясняет. Как правило, «мамсики» безобидны, а если и проявляют склонность к насилию, то их агрессия направлена на доминирующую женщину, но чаще – на самих себя. Если верить тому типу, который читал лекцию. Сегодня выяснилось, что я не единственный предмет ненависти Гарольда. Его новыми жертвами оказались Джим и Боб. А Джим – еще одна Королева Мечей.

Я сразу услышала, что миссис Дельвеккио-Шварц возвращается, потому что она заливалась хохотом.

– Красуля, ты бы только видела! – вскричала она, ворвавшись в комнату. За ней с каменным лицом следовал Гарольд. – Это нечто!

– Что именно? – послушно спросила я.

– Эти шельмецы все время крали из счетчика в ванной деньги, только замок они не трогали – нет, что ты! Просто взяли ножовку и распилили петли на дверце, через которую деньги выгребают. И никто ничего не заметил! Но это же умора – столько возни из-за двух пригоршней пенсов!

– Дельвеккио, я требую, чтобы ты выставила этих женщин! – заявил Гарольд.

– Слушай, приятель, – сквозь зубы процедила миссис Дельвеккио-Шварц, – это сделали не Джим и Боб, а Чиккер и Мардж с первого этажа. Вот так-то.

– Они порядочные люди, – стоял на своем Гарольд.

– Балда, и когда же ты наконец поумнеешь? Ты что, не слышишь, что он каждую пятницу бьет ее, когда приползает домой на бровях? Тоже мне порядочные! – У нее затряслись плечи. – За грош удавятся! Но теперь уже ничего не докажешь. Да я и не собираюсь. Хорошо еще, клиентов к себе не водят. Если бы не шумели по пятницам, были бы жильцы что надо.

– Поверю тебе на слово, – сказал Гарольд, которому было явно наплевать на Чиккера и Мардж. – Но я все равно требую, чтобы ты выгнала лесбиянок! А эта езда на мотоцикле! Они омерзительны, а ты дура!

– А тебе, – не осталась в долгу миссис Дельвеккио-Шварц, – даже в доме 17d никто даром не даст. Отвали! Пшел отсюда, слышал? И не трудись приходить в четыре. Я не в настроении.

Но Гарольд будто не слышал: он впивался жгучим взглядом в меня. А я, понимая, что скандал для моих ушей не предназначен, пристально смотрела в Хрустальный Шар, в котором отражалась перевернутая комната.

– Еще одну шарлатанку обучаешь? – съязвил Гарольд.

Миссис Дельвеккио-Шварц не ответила. Просто взяла его за шиворот и за штаны и выкинула за дверь, как соломинку. В коридоре послышался грохот, я вскочила, чтобы проверить, не убился ли Гарольд, но передумала. По крайней мере теперь он угомонится.

– Вали отсюда, дерьмо собачье! – крикнула миссис Дельвеккио-Шварц в коридор, вернулась в комнату и села с довольным видом. А потом повернулась к дивану: – Можешь вылезать, Фло, Гарольда уже нет.

– Почему Фло так боится его? – спросила я, потягивая бренди, пока Фло сосала материнскую грудь.

– Кто знает, принцесса?..

– А нельзя расспросить ее?

– Она не скажет. Да я и не хочу знать.

– А он… не обидит ее? – осторожно продолжала я.

– Нет, Харриет, не посмеет. Честное слово, я не настолько глупа. Я просто знаю.

– Не думала, что кому-то в Доме не по душе Джим и Боб.

– Гарольд никого не любит.

– Он, случайно, не маменькин сынок?

Меня опять пронзили рентгеновским взглядом.