— На мыльных пузырях, — подсказал Зеф.
— Да! Пора кончать с мыльными пузырями! А для этого есть только одни путь — дело! Вот и займемся делом!.. Я все объяснил, вы все поняли — прошу!.. Придумывайте сколько угодно вопросов, но чтобы участвовал каждый. Кстати, если поработаем в темпе, то спасем от голодной смерти собаку Вани Печкина!
— Нечего обзываться! — огрызнулся Ваня Печкин.
— Что? У тебя уже вопрос?
— Нет у меня вопросов!
— А жаль! Хотя ты, наверно, прошел огонь, воду и медные трубы, стиральную машину и пылесос, так что все познал. Ты, наверно, мудрец, Ваня Печкин?
— Сам ты мудрец!
— Тогда не фыркай, а думай! — пристрожился Забровский — Ну, все, сажусь и пишу!
Комсорг сел, открыл тетрадку и выжидательно оглядел ряды. Повисло то наэлектризованное молчание, которое мы с Васькой и предугадывали и ради которого ввели в расчет подсадных уток. Я приготовился еще вчера, но хотел, чтобы начал Шулин, и тихонько толкнул его коленом. Авга, уставившись в таблицу неправильных глаголов, шевелил губами, словно разучивал именно таблицу, а на самом деле повторял, конечно, вопросы — они хоть и короткие, но требовали осмысления.
— Ну? — подстегнул Забор, остановив взгляд на мне.
Насчет условного знака мы не договаривалпсь, но это был почти знак. Я собрался с духом, подтянул ноги, чтобы встать, но тут Вовка Еловый спросил:
— А в стихах можно?
— Еще бы!
— Тогда пиши.
— Прекрасно, Вовка! — под веселый шумок воскликнул Забор.
Он еще не записал, а уже поднялась Садовкина.
— А вот интересно, кто в жизни важнее: мальчишки или девчонки? — спросила она.
— Мальчишки! - заорали пацаны.
— Девчонки! — завопил прекрасный пол.
— Споры потом! — пресек Васька. — Потом наспоримся до хрипоты! Так, записываю…
Довольный Авга шепнул мне:
— Один мой вопросик склюнули!
— Пусть клюют, лишь бы аппетит был! А ты говорил — молчок! Это как бы нам молчать не пришлось!
— А теперь всё, мы больше не подсадные утки, а вольные селезни! Можно самим подумать!
— Ну, думай.
Вовка Еловый опять вскочил.
— У меня еще!
— Прорвало поэта! — заметил кто-то из девчонок.
Вовка засек, кто это сказал, простер в ее сторону руку и продекламировал:
— О, пойдет! — похвалил Забор.
И тут же ввернул вопрос Мишка Зеф:
— А ты бы учился, если бы тебя не заставляли?
— Блеск! — отреагировал комсорг.
— И наконец, последнее. Уж дайте высказаться, и клянусь — больше ни звука! — взмолился Еловый. —
— О'кэй! — приветствовал Васька.
Справа подняла руку Лена Гриц.
— Можно мне? — И, спохватившись, что не на уроке, встала, ощупывая пылающие щеки. — Раз договорились— от души, то от души. Только не смейтесь, а то я разревусь… Сейчас… Было ли тебе так трудно, что хотелось умереть?
Вопрос, видно, стоил ей мучительной борьбы, потому что она еле-еле договорила его, губы задрожали и глаза заблестели. Напряженно улыбаясь, девочка нерешительно оглядела нас, как бы проверяя, не смеется ли кто, но стояла тишина, которая вдруг подействовала на Лену сильнее, чем, может быть, чей-то бы смешок, она порывисто села, ткнулась в локоть лицом и расплакалась. Подружка обняла ее, утешая.
Среди общего веселья это было так неожиданно и странно, что Васька растерялся.
— М-мда… Кха… Ну что ж, толковый психологический вопрос! — бодро заключил он, мимикой торопя нас что-нибудь быстрее говорить, чтобы отвлечь внимание от Лены.
Но и мы сбились с толку, и неизвестно, сколько бы продлилась эта заминка, если бы не нашелся Авга. Он не вышагнул, а вылетел в проход, запнувшись о ножку стола, и выпалил:
— А кто хочет в деревню?.. Жить! Навсегда!.. Мясо выращивать! Хлеб пасти! — Тут уж, несмотря на неловкость, все прыснули. — То есть, конечно, хлеб выращивать и мясо пасти! То есть скот, понятно! — Не знаю, нарочно Шулин заплел язык, чтобы разрядить обстановку, или от волнения, но класс оживился опять. — А что? Едят все, а еду делать некому!
— А сам-то почему сбежал? — крикнул Зеф.
— А чтобы вас агитировать! — ловко ответил Авга.
— Без дискуссий! — призвал Забор. — Садись, Август!.. А вопрос, между прочим, что надо — социологический! И очень кстати, потому что еще вилами по воде писано, кто кем будет и кого куда занесет. Браво, Шулин!
Вот тут-то и разгорелись страсти. Класс закружило, подхватило и понесло… Васька едва успевал фиксировать. Он, молодец, не расхолаживал людей, не укорял, что мол, такой то вопрос мелкий, а этот нечеткий, а вот вообще уже был — он писал все подряд.
Потом разберемся. Как говорится, куй железо, пока трамваи ходят! Я уже не опасался за судьбу анкеты, а лишь сдержанно восторгался, что народ пошел за нашей идеей…